ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 13, 2017

СМУ-77

Прошло два года. Анвар, Азиз и Бомир вышли из метро на станции Кропоткинская. Большую часть своей жизни в Москве они провели в туннеле под землей. Москву они смотрят сейчас, пока ищут работу и носят заявления в прокуратуру и Следственный комитет. Так что, выйдя из-под земли, они впервые видят Храм Христа Спасителя и поражаются ему. Но говорят только: «Тут рядом церковь!»

Анвар и Бомир проходчики — они собирают чугунные тюбинги в кольцо, которое выстилает стены туннеля. За ними идут болтовертщики, они закрепляют части тюбинга.

— После них мы чеканку делаем, — улыбается Азиз.

Чеканка изолирует стыки, защищает тоннель от влаги.

— Сейчас там чисто, ходят поезда, и вы даже не представляете, как это было. Грязь, сыро, пыльно. Холодно, градусов восемь всего. В резиновых сапогах.

— В спецовке какой-то? В непромокаемой?

— Ха! Даже перчатки он не давал нам!

20-летний Азиз как приехал из Узбекистана в сентябре, так ничего и не получил. Дешевые остроносые ботинки облупились, материал потрескался и растрепался.

— Восемь дней отработал в сентябре — брат зарплату получил, — рассказывает он. — В октябре, ноябре, декабре ничего не дали.

— Тяжело пришлось?

— Знаете, мы друг друга выручаем.

Анвар настоял, чтобы 7 декабря они не выходили на работу. Ребята потом упрекали его.

— Все ребята сказали: «Мы зря забастовку сделали, он бы нам платил, он не такой человек!» Он говорил: «Если не будут деньги до 25 декабря, я себя повешу где-то в туннеле!» Мы ему поверили, работали до 25 декабря. 26-го не вышли. 30-го декабря в офис пришли, просили хотя бы аванс, Новый год же. Не дали ничего.

А потом директор СМУ-77, субподрядчик на строительстве Солнцевской линии, куда-то пропал. Подряд он получил от СМУ «Ингеоком», в котором до середины прошлого года был начальником участка и который в свою очередь выполнял заказ генерального подрядчика. Рабочие два раза ходили в офис, где сидит начальник их директора. На второй раз начальник вызвал полицию, но полиция никого не забрала.

— Мы объяснили: «Вот такой человек нам не дает деньги!» Ну, полиция тоже понимает, правильно? Не забрали нас.

В середине зимы они оказались в Москве без денег и под угрозой выселения. От соседей по общаге узнали, что в прошлом году кому-то помогла вернуть зарплату Революционная рабочая партия и межрегиональный профсоюз «Рабочая ассоциация».

Позвонили активистам, те повели их в мэрию, и заммэра Москвы обещал «решить вопрос» до конца января. Но, не дожидаясь этого, активисты повели их подавать жалобу в Трудовую инспекцию, где всех сразу арестовала полиция.

«Зачем пришли вместе, — попеняли рабочим в полицейском участке, — это же митинг получается». Но активисты к походу подготовились, и арест сняли камеры нескольких телеканалов. Получился резонанс. Информация попала в Следственный комитет, и дело пошло.

Вообще-то рабочим-мигрантам не свойственно качать права.

— Если б не под землей, — объясняет Анвар, — не пошел бы я ни в профсоюз, никуда… Ладно, оставил бы эти деньги, Бог им судья! Но 86 метров под землей — это другое. Я не мог им так оставлять.

Му-Му

Встреча Революционной рабочей партии назначена на Лубянке. В 9 вечера там собирается странная компания. Ее составляют люди до такой степени разные, что невозможно даже предположить, какая причина может собрать их вместе. Все ждут Александра Зимбовского, и вот он приходит — большой, несколько неряшливый, с банкой энергетика в руках. С ним профсоюзный лидер Григорий Сивачев и женщина в красной шляпке — партийный активист Елена Сидоренкова.

Компания заходит в ресторан самообслуживания «Му-Му» и, ничего не заказав, спускается в нижний этаж и садится вокруг пустого стола. Нужно обсудить насущное: поход с рабочими в Следственный комитет. Встречу назначают на станции метро Арбатская. Требуется пояснение: Арбатских две.

— В общем, та ветка, на которой станция «Площадь революции», — подсказывает крупный громкоголосый мужчина.

— Революционная ветка! — замечает Елена Сидоренкова. Она не снимает красную шляпку в кафе.

Громкоголосый мужчина оказывается потомственным московским рабочим. Александр Сергеевич Пискунов, представляется он. Строил газопровод в Новом Уренгое, мотался по северам, вышел на пенсию. Но сидеть дома не хотел и пошел работать в компанию «Горизонт», которая строила четвертое кольцо Москвы. С середины прошлого года «Горизонт» перестал платить зарплату, и Александр так и не получил 170 тысяч рублей.

Через стол от него сидит Роман. Он приехал из Таджикистана и тоже работал в «Горизонте», на главной стройке прошлого года, Московском центральном кольце. Ему должны больше ста тысяч и трудовую книжку. Он уже устроился в другое место, но документы так и не отдают.

— По «Горизонту» было обмануто около полутора тысяч человек, — говорит Александр Зимбовский. — Вот пытаемся собрать всех. Это тяжело, потому что все разъехались, но на нас постоянно выходят новые люди. Если одним рабочим заплатят, другие подтянутся.

Рабочие иронично прислушиваются.

— У нас в стране две правоохранительные системы, — убеждает их Зимбовский. — Одна — когда все сидят тихо, и тогда ничего не происходит. И вторая — когда коллектив выходит, зовут прессу, мероприятия устраивают. В этом случае со второго, третьего пинка органы власти начинают потихонечку действовать… Вот как со СМУ-77. Рабочие пришли за ответом в офис «Ингеокома», а вечером им уже звонит следователь и приглашает в Следственный комитет!

— Мне позвонил следователь в 12 часов ночи, — перебивает Григорий Сивачев из межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация».— Просил, чтобы они приехали прямо сейчас.

— Мне кажется, Следственный комитет не сам поворачивается лицом к народу, а просто этот скандал кого-то наверху уже достал, — гадает Зимбовский. — Скандал — отчасти решение проблемы.

Рабочие сбавляют иронию, и теперь на их лицах проступает эмоция, которую можно расшифровать как «свежо предание…» Но один человек уже верит.

Это девушка. Ей 22 года, она закончила педагогический колледж и, не найдя места по специальности, полгода назад пошла работать электромонтажницей. Ее мать всю жизнь на заводе, так что Вере такое решение не показалось экстраординарным.

В ее бригаде в основном рабочие из Узбекистана и Таджикистана, она единственная девушка и единственная москвичка. Когда переговоры с работодателем, ООО «Строй-Проф», зашли в тупик, Вера предложила им помощь с заявлениями. Писать заявления осмелились четверо.

— Они не платили нам полную зарплату, давали такие копейки, которых хватало ровно на еду и на проезд, — рассказывает Вера. — Содержать на это семью или хотя бы самого себя нереально. Берут на работу совершенно бесправных людей, мигрантов, без документов. И каждому потом могут сказать: ты тут не работал!

Когда начальник Веры узнал, что Вера обратилась в профсоюз, он стал угрожать, что напишет на нее заявление в полицию за вымогательство и возьмет с нее через суд полтора миллиона за ущерб деловой репутации.

Музыку выключают, ресторан закрывается. Они выходят на улицу и по пути к Лубянке спорят о глобальном профсоюзе.

— Нужно, чтобы рабочие видели, что они имеют на что-то право, — говорит Вера. — Что не мы без своего начальника никто, а что он без нас никто. Нашими руками строятся дороги, метрополитены и дома, и при этом почему-то именно мы всегда оказываемся в проигрыше! Так быть не должно. Это надо менять.

А еще у Веры есть дочь, она растит ее одна.

Горизонт

Через неделю прямо на скамейках станции метро Арбатская таджикские строители переписывают заявления в Следственный комитет. Пять месяцев назад Москва отпраздновала запуск Московского центрального кольца — реанимированной и встроенной в сеть метро кольцевой железной дороги — и вдруг выяснилось, что на его строительстве люди работали в долг.

— Два раза в месяц аванс давали только по 10 тысяч, и все, — говорит рабочий Низамутдин: ему лично должны 112 тысяч.

Наконец эскалатор выносит всех наверх. Вместе со всеми заявления в прокуратуру идет подавать Вера и ее товарищ по бригаде, Андрей.

— Помните, я спрашиваю: «А поспать где здесь?» «Матрасы, подушки, тепловые пушки — все привезем!» Спали между потолками в результате, на мостике, на картонке! — смеется Вера.

— А в Серпухове как спали хорошо? В летнем домике, в ноябре! — смеется Андрей.

— Причем сначала поселили в вагончик — а в домик пустили цыгане, пожалели людей!

Они спускаются в переход, в котором душераздирающе орет баянист, представляя себя Высоцким.

— Весь фокус в чем: он никогда не собирался ничего до конца довести! — говорит Андрей. — Его задача была задаток взять. А нам надо работу сделать. Тут противоречие.

Они проходят Арбат, входят во двор Следственного комитета, и Андрей начинает переживать.

— У меня никаких доказательств нет, кроме свидетельских. У меня ни договора нет, ничего.

Рабочие набиваются в тамбур и тревожно ждут. Через полчаса двор уже заполнен ОМОНом, а внутрь заходит полковник в каракулевой папахе. Люди волнуются.

Бахтиёр спокойно стоит в стороне. Полдня он устанавливал 250-килограммовые сэндвич-панели на стройке во Внуково. Потом отпросился и поехал в Москву. Как и большая часть пришедших подавать заявление, в прошлом году он работал на компанию «Горизонт», делал водостоки для Московского центрального кольца. Так же, как и всем, ему не заплатили за два месяца и не отдали трудовую книжку.

— Всех примут в порядке общей очереди! — наконец объявляет полковник, и напряжение спадает. — Там вам все объяснят и расскажут.

До сих пор люди боялись, что полиция будет их арестовывать, и поглядывали на пустой автозак. Теперь же идет обратная реакция.

— Вот скажите, мы уже обращались в прокуратуру! — кричит мужчина лет сорока. — Я лично строил две станции, Окружную и Владыкино. Сейчас мне надо ребенку 10 тысяч отдать, чтобы она уехала на соревнования в Санкт-Петербург.

— Вы мне сейчас это рассказываете для чего? — сердится полковник.

— Ну кто-нибудь отреагирует или нет? Или непонятно вам? Или здесь абсолютное бесправие?

— Мне кажется, вы пришли для того, чтоб побузить! А не для того, чтоб выяснить правду! Я еще раз вам сказал: вас при-мут!

Полковник сдерживается с трудом. Гораздо приятнее ему было бы арестовать этого крикуна, а не объяснять по два раза.

Бузотера зовут Виктор Федотов, он работал в «Горизонте» с февраля по сентябрь в должности руководителя проекта. Ему тоже не заплатили.

— Ребята-инженеры тоже не получили зарплату! — говорит он. — Мы все в кредитах, нам надо их платить. Знаете, есть песня такая, «раскудрявилась всякая…» — вот так вот охота сказать!

— Дрянь?

— Да! Когда я строил МЦК, я по две пачки сигарет курил, у меня теперь очень плохо с легкими.

— Переживали?

— Я строил две станции, и за одну и за другую я отвечал. После того как в 8 часов у меня заканчивался рабочий день, я шел в 9 часов в «РЖД-строй» на совещание и должен был оттрубить, какие у меня проблемы, что мне мешает! Был горячий период, август. Путейцы делают одно, «Горизонт» делает другое, кто-то делает контактную сеть! Мы успели, сдали это все. Сергей Семенович (Собянин — РР) проехал, дал билет Владимиру Владимировичу! А мы за этим смотрим: когда мы получим все-таки свои средства?

Гул усиливается.

— Я на свои деньги прожил август, сентябрь, 19 декабря уволился, пришел забирать трудовую книжку. Мне они, конечно, отдали. А другим людям, я знаю, говорили: пишите расписку, что не имеете финансовых претензий. Человек обречен, его ждут всего два-три дня, ему надо вытащить эту трудовую!

Из недр Следственного комитета вышла женщина в хорошем костюме.

— Коллеги! — комплиментарно обратилась она к рабочим. — Сейчас вы оставите ваши данные, завтра следователь вам позвонит. Приносите доказательства, все проверим, всему дадим оценку.

И это было самое лучшее, что они услышали от представителя власти за последние полгода.

Они выходят на улицу.

— Если каждый будет сам за себя, то ничего не получится, — говорит Вера. — У нас уже был момент, но мы его упустили. Нас поддерживали рабочие других бригад, они бы нас поняли, если бы мы остановили работу и их работа бы задержалась. Но мы были поодиночке, поэтому ничего не получилось. Пока мы будем по одному, нам не будут платить.

— Это, кажется, солидарность называется?

Мороз минус 20, но Вера не надевает шапку. Ей отчего-то не холодно.

Следователь

14-го февраля Анвар, Азиз и Бомир, как и остальные рабочие СМУ-77, получили весь долг по зарплате. Уголовное дело курировал подполковник юстиции Алексей Татаркин, который руководит целым отделом Следственного комитета по Москве.

Алексей Петрович имеет кабинет, подобающий человеку в его положении: тут есть герб, флаг, икона, часы с Путиным. Стопки документов, папки уголовных дел — и, судя по всему, одна из них должна напрямую касаться рабочих СМУ-77.

— Двадцать шестого ноль первого две тысячи семнадцатого поступил материал проверки по факту невыплаты заработной платы на сумму около девяти миллионов… руководством ООО «СМУ-77».

Он перелистывает бумаги на столе и говорит языком, на котором, вероятно, и написаны все эти тома.

— Соответственно, в тот же день незамедлительно были запланированы следственные действия, был подключен весь личный состав Симоновского МРСО (межрайонный следственный отдел — РР). Необходимо было обеспечить явку всех потерпевших. Тут же обзвонили всех, кто был установлен, и через них выяснили, у кого еще была задолженность по зарплате. Единственное, это было уже ближе к двенадцати ночи — они отказались прибыть в следственный отдел, сославшись на то, что поскольку они все граждане СНГ, они ночью не ездят.

— Для них это опасно?

— Не то что опасно, но такое большое количество лиц, передвигающееся одновременно с одного конца Москвы на другой… Наверное, они подумали, что вызовут подозрение, полиция их задержит и будет проверять по спецучету. С ними была достигнута договоренность, что с семи утра они начнут прибывать в следственный отдел. И, соответственно…

«И мёртвый месяц е-ле ос-ве-щает путь!» — запел смартфон, но подполковник юстиции прекратил это самоволие.

— Можно, я вас попрошу не так официально говорить?

— Ладно, хорошо, — внезапно согласился он и легко перешел на общечеловеческий. — Вместе со следователями и оперативниками выехали на стройку, напротив Поклонной горы. Строят они в три смены, стройка у них не останавливается. Осмотрели офис, часть документов нашли. Конечно, все сказали, что руководитель этой организации куда-то скрылся и они его сами не могут найти. Через пару часов подъехали подрядчик, генподрядчик, мы объяснили им проблему. Они были в курсе. Работники уже приезжали, жаловались, но с учетом коммерческих отношений они сказали: «Это субподрядчик, мы другая организация, вот ищите субподрядчика и разбирайтесь с ним».

— Правильно я понимаю, что Москва рассчитывалась с ними, а они не платили рабочим?

— Генподрядчик деньги получил, перевел, подрядчик получил, перевел. Субподрядчик получил эти средства, махнул всем рукой, сказал «привет!» — и исчез в неизвестном направлении.

Звонит городской телефон.

— То есть в этом случае произошло мошенничество.

— Мы пока квалифицировали это по статье 145-й, часть вторая — невыплата зарплаты.

— Как люди на вас реагировали, когда вы приехали на стройку?

— Для людей это была большая неожиданность, когда в двенадцать-два часа ночи приезжают сотрудники подразделения Следственного комитета.

— То есть вы на стройку ночью приехали?

— Конечно! Смотрите, мы дело возбудили глубоко под вечер. Пока мы с ним ознакомились и распределили задачи. И спланированно несколько групп поехали на стройку. Масса проблем еще знаете с чем связана? Люди приходят, у них на руках ничего нет. Ни трудового договора, ничего. Им говорили: «Да, да, вы работайте, а мы вам заплатим». И документально это нечем подтвердить. Тогда только свидетельские показания. И здесь такие ситуации были тоже.

— Вы встречались с ними лично?

— Вы даже не представляете, сколько их приехало. Мы их разделили на два этажа, следователи начали их допрашивать…

— Какое впечатление они на вас произвели?

— Выглядят они опрятно. Рабочий класс.

— Они боялись, переживали?

— Нет, вели себя абсолютно спокойно. С пониманием отнеслись к тому, что в следственном отделе им пришлось остаться до позднего вечера. Через переводчика многое надо было установить. Потому что при возможности выплаты в дальнейшем надо знать: сколько кому выплачивать и каким образом. У кого-то нет банковской карты, у кого-то — трудового договора. Ничего у людей нет, кроме паспорта и разрешения на работу.

— Вам было их жалко?

— Тут вопрос не в жалости. Люди выполнили свою работу, и выполнили ее качественно. Их вина-то какая? Стройка ведь продолжается. Надо заплатить деньги. Идя работать под землей, человек рискует. И его труд должен быть соответствующим образом оплачен. В рамках расследования дела удалось сделать возмещение, и заработную плату всем выплатили. Хотя бы в этой ситуации пока снята напряженность. Люди же приехали, и у них есть семьи, которые они кормят. Если человеку не заплатили зарплату, он от безысходности может сделать все что угодно. Когда он ее не получает, он реально расстраивается… И вот эти люди, у них очень был расстроенный вид, у них на лицах безысходность была. Они были рады, что идет следствие, но на лицах не читалось, что завтра все будет хорошо.

— Кто в итоге заплатил рабочим?

— После возбуждения уголовного дела генподрядчик поменял свое мнение и проникся. Понял, что люди не должны страдать. Денежные средства были возвращены.

— В каком смысле «проникся»? Занервничал?

— Какой смысл им был нервничать? Документально они подтвердили нам, что субподрядчику деньги в период образования задолженности они переводили. Но есть еще такое понятие, как деловая репутация.

Вероятно, механизм социальной справедливости в нашей стране состоит в том, что в момент возбуждения уголовного дела у подрядчиков и генподрядчиков как-то сама собой просыпается совесть.

Под катком

Александр Пискунов едет навестить своих товарищей по «Горизонту». Вместе они строили Северо-Восточную хорду — шоссе, соединяющее юго-восток и север Москвы. Вместе не получили зарплату. Жаловались даже в аппарат президента, но ничего не добились.

Его друзья устроились на новое место — чистить лопатами снег на дорогах: две недели работают, а на две недели уезжают домой, под Воронеж и под Ярославль. Пока их не было, Александр ходил в Следственный комитет. Следователь сказал, пусть несут трудовые книжки: они будут уже в пятой тысяче.

Автобус идет прочь от города по Можайскому шоссе, сворачивает на мрачную Верейскую: вокруг промзоны, цвет преобладает серый.

— Тут в Москве сейчас такое происходит… — Александр прищуривается. — Если нет денег, сказали бы, остановили работы.

— А работы останавливать не хотят?

— Да. Бюджеты дефицитные. От себя не оторвут. Выход один — от людей.

Нехоженый тротуар покрыт черной коркой спекшегося снега. До конца улицы тянутся бетонные заборы. Из-за шлагбаума на другой стороне дороги подозрительно смотрит охранник, и на его подозревающий взгляд из проема за спиной Александра выходят четверо.

— Мне сегодня из трудовой инспекции пришло письмо! — сообщает первый. — Пишут, я там не работал!

— И мне тоже, — смеется Александр.
Несколько лет назад Роман, Иван, Дмитрий и Олег были асфальтоукладчиками на воронежском предприятии. Предприятие закрылось, и с тех пор они стали кочевниками. Живут в дешевых хостелах, питаются «свининой и говядиной по-пекински»: пачка доширака и ложка тушенки. У них нет медицинской страховки и гарантий на будущее, нет больничного и соцпакета. Свое здоровье они меняют на деньги. И хотят получать их вовремя.

— Как вы думаете, где сейчас место рабочего? На какой ступеньке он находится в обществе?

— Как рабы! За него заступиться некому. Сейчас люди — планктон, вот это, Москва-Сити.

— И что вы в связи с этим чувствуете?

— Карманы вывернуть? Показать, что там? Вот мы это чувствуем.

Проносятся грузовые машины, не сбавляя скорости возле людей.

— Если сам директор нас просит: «Ребята, надо поработать», — мы трое суток с катков не вылезали. По трое! Заправлялись только водой, пожрать чуть-чуть.

— Не очень ощущение, не очень!.. Я вот вообще, например, за два месяца ни одного выходного дня. Апрель, май, июнь, июль, — Роман загибает пальцы. — Шесть месяцев я работал без выходных. Потому что я хотел заработать денег, купить жилье!

— Я вот работал с иностранцами, с французами, у них совсем другой подход, — вспоминает Олег. — У них на каждом участке инженер по технике безопасности. Берешь там ветродуйку какую-нибудь, он к тебе подходит, говорит: надо надеть маску, защитить себя.

— А у вас такого нет?

— А у нас сбило насмерть человека на остановке, вечером выходишь — висит афиша: нужно выходить работать только в касках теперь! Типа каска его спасет! Если его машина снесла на полном ходу! И на столе размером со спичечный коробок иконка лежит! Бумажная распечатка просто! Это защита труда такая. Образец!

— А чтобы там поставить технику, не конуса, которые снесут, а технику! — перебивает его Иван. — Загородить рабочих, чтобы они шкребли снег или асфальт укладывали, такого нет. Вы видели, чтобы рабочие подметали на дороге — и кто-то их прикрыл?

— На Дмитровском шоссе, — перебивает его Роман, — приехал КамАЗ, вывалил кучу асфальта, пар от него идет. Мы впряглись, раскидываем его. Проходит китаец, останавливается: «Ребята! Вы че, так нельзя! Давайте я вам хоть марлевые повязки дам! Вы же этим дышите». Но мы ему сказали, что… пока так поработаем!

Все четверо сгибаются от хохота, так удачно Роман перевел на литературный язык.

— Что сказали ему?

— Ну… пока так поработаем! — с сердцем повторяет он. — Даже граждане иностранные замечают, что нельзя так.

— И что вы почувствовали, когда китаец вам так сказал?

— Я даже не могу сказать… — вдруг умолкает он. — Что наше начальство не жалеет нас.

— Именно в тот момент вы это поняли?

— Нет. Давно уже знал. Но куда от этого деваться. Безразлично, что ты, как ты: хоть в весь битум упади, но… раскидай его. Не нужны мы нигде. Как нам говорят, «на твое место завтра придет другой».

Сверху, с дороги идет веселый человек, шапка сбита на затылок, в руках сумка. Его вахта закончилась. Это их односельчанин, но более удачливый: уволился из «Горизонта» год назад.

— Достало! — охотно объясняет удачливый. — Как зарплату получать, бегай по всей Москве: секретная информация! Кассир придет, тридцати человекам отдала деньги — «Все, я устала!» Как покемона мы искали зарплату. «Где дают? Где-то там дают!» — все снимаются и побежали, чехарда… А потом кинули просто всех.

Удачливый Иван не терял денег ни здесь, ни где-то еще, потому что «понял эту систему»: надо уходить вовремя.

— Только первая задержка — бросаю!

В своем селе он пять лет был участковым и бросил.

— Не понравилось! Надоело! Ничего хорошего там нет.

Удачливый Иван травит байки, смешит рабочих. Не смеется только Роман. Он стоит, задумавшись, и вдруг говорит.

— Дорогу не хочется бросать, хорошая работа… Я строил участок трассы М-4 Дон, Лискинской развязки. Живу неподалеку, по ней езжу, смотрю, что было раньше и что сейчас.

— Мы ее строили. Ни одной ямки нету! — поддерживает участковый.

— Вот ты едешь на катке, — продолжает, вдохновляясь, Роман, — уже чувствуешь: здесь кочка будет. И кричишь: «Эй, сюда! Сделайте!» А потом, сам когда проедешь…

Автобус приходит быстро, и через двадцать минут мимо уже ползут банки, магазины и рестораны. Где-то вдалеке мелькают трубы электростанции и скрываются среди витрин.