Миссия коммандос первого взвода Первого батальона спецопераций проста: найти боевиков ИГИЛ и выбить их отсюда. Солдаты готовы к действиям против тех, кто убивал их близких, отрубал головы, взрывал, лишал бессчетное количество людей их домов.
Пакистан, откуда приходят иностранные боевики, всего в нескольких километрах отсюда, за горами. Саманные домики, брошенные прошлым летом, когда здесь, в провинции Нангархар, начались серьезные столкновения, усеивают долину. Ничто не движется, кроме флага. Мертвенное спокойствие нервирует.
По рации приходит приказ выдвигаться. Солдаты идут по усыпанному камнями полю между тополей, ступая по сухой траве, хрустящей под ногами, когда со склона раздаются первые выстрелы. Коммандос рассредоточиваются, прячутся за камнями и отстреливаются. Некоторые из них находят убежище в соседнем строении. Полутораметровая саманная стена слишком низка, чтобы прятаться за ней. Внутри — две маленькие комнаты, кухня с крошечной газовой плитой и спальня с тремя веревочными койками. Слишком тесновато для взвода в тридцать человек.
Перестрелки длятся недолго, минут по 10-15, но ощущение такое, что проходят годы. На этот раз огонь не прекращается. У мятежников явно есть серьезный запас боеприпасов, позволяющий им продолжать стрельбу. Это явно не разношерстный бандитский сброд. Это ИГИЛ.
***
Когда армия Афганистана нуждается в очистке плацдарма или прижата к стенке, на помощь приходят коммандос. С конца 2014 года, когда талибы стали отвоевывать территории, освобожденные от войск США и партнеров по коалиции, это случается все чаще. Афганистан покинуло около 90% иностранных вооруженных сил. Талибан, возглавляемый муллой Ахтаром Мансуром (он был убит в мае в Пакистане с помощью американского дрона), одержал ряд побед, перейдя от локальных стычек к нападениям на большие города. Сегодня примерно половина страны находится под контролем Талибана, остальные территории — на грани этого. А теперь на сцену вышел еще и ИГИЛ.
Несмотря на $35 млрд, потраченных на обучение и поддержку со стороны США и партнерами по коалиции, армия Афганистана не кажется способной остановить их. Она разобщена, в ней царят дезертирство, склоки, координация между подразделениями скверная — а коррумпированные офицеры крадут зарплаты солдат. Тяжелые бои, отсутствие поддержки с воздуха и медицинской помощи сыграли свою роль: в 2015 году погибло пять тысяч солдат, почти на 30% больше, чем в 2014-м.
После многих лет сотрудничества с легендарными американскими «зелеными беретами» коммандос сегодня остаются одни. Они должны перехватить рычаг управления и сражаться лучше, чем их учили — иначе талибы возьмут верх.
Но как долго уставшие 10 тысяч человек смогут удерживать страну с населением 10 миллионов?
***
Прохладным декабрьским утром в горах к югу от Кабула на плацу стоят тысяча солдат; дело происходит на тренировочной базе, известной как «Лагерь коммандос». Это последние выпускники учебного подразделения спецназа; они одеты в зеленую камуфляжную форму, на головах краповые береты, руки сжимают винтовки М-4, глаза устремлены вперед. На трибунах — «зеленые береты», афганские официальные лица и зарубежные специалисты. Из динамиков звучит афганский гимн, к спецназу маршем идут пятеро главных афганских военачальников. Головы их повернуты налево, они отдают честь, проходя мимо солдат.
Полковник Джабар Вафа, командир школы коммандос, с выдубленной солнцем кожей и прямой спиной кажется афганским аналогом Джона Уэйна. Он подходит к микрофону.
«Мои героические солдаты, — говорит он, обводя глазами ряды. — Вы единственные в ответе за защиту этой страны. Когда армия вступает в тяжелые столкновения, вызывают вас, спецназ. Мы выбьем врага отсюда!»
Несмотря на то, что спецназовцы должны иметь лучшие условия, непомерная нагрузка на ресурсы базы очевидна. Бараки переполнены, в туалеты — очередь. Новобранцы получают по 800 патронов против 5000 положенных. Не хватает обуви: на ногах у курсантов все что угодно, вплоть до кроссовок.
Но качество новобранцев повысилось, говорит Донни Барбер, который тренирует солдат последние девять лет. В начале большая часть не умела ни читать, ни писать. Теперь же неграмотных — не больше половины.
В стране, где самоидентификация до сих пор происходит по племенному признаку, взгляды некоторых курсантов поражают.
«Я вступил в армию, чтобы служить моей стране», — говорит 22-летний старший сержант Саид Джаллалудин, туркмен из города Мазари-Шариф.
«Гельманд, Кундуз, другие места — все это моя страна».
Помимо патриотического стимула есть и финансовый. В стране резко — до 25% — возрос уровень безработицы. Джаллалудин был чернорабочим, учился неполный день — и счел, что армия даст ему если не перспективы, то как минимум достойную оплату. Коммандос получают по $250 в месяц (и больше, если участвуют в спецоперациях), в то время как солдаты регулярной армии — максимум $200.
***
Нангархар — провинция Афганистана, последняя линия обороны страны. Здесь, где в самом начале войны с Ираком в пещерном комплексе Тора Бора скрывался Усама бин Ладен, талибы, Аль-Каида, иностранные боевики, наркоторговцы, а теперь и ИГИЛ чувствуют себя, как дома.
В 2014 году армия Пакистана начала кампанию по борьбе с экстремистами в северных штатах страны; те, кто выжил, бежали в Нангархар и, собрав вокруг себя недовольных талибов, создали Исламское государство Хорасан, локальный филиал ИГИЛа. Оно прошло по местности огнем и мечом, в результате чего тысячи жителей бежали в столицу провинции, город Джелалабад.
Эта ситуация так встревожила Вашингтон, что в январе ВВС США в три раза увеличили интенсивность авиаударов по стране. Генерал-лейтенант Джон Николсон, который занял пост командующего войсками США в Афганистане в начале года, заявил, что ликвидация Исламского государства и Аль-Каиды в Афганистане — его главный приоритет.
В начале прошлого года ИГИЛ объявило, что будет использовать Нангархар для продвижения в соседние провинции. Это разозлило талибов, и обе стороны с тех пор продолжают бороться за первенство в регионе. Армия, занятая другими проблемами, оставила их в покое, надеясь на взаимное уничтожение — до тех пор, пока боевики не начали убивать афганских полицейских. Начальник полиции провинции потребовал вмешательства армии.
Несколько дней спустя спецназовцы получили приказ: покинуть базу вблизи Джелалабада и перебросить силы в Ачин, район в провинции Нангархар на границе с Пакистаном. Ситуация там была настолько скверной, что вице-спикер парламента, представляющий Нангархар, сформировал свой собственный вооруженный отряд из 200 человек и повел его в бой против ИГИЛ.
Спецназовцы выступили около шести вечера колонной из 18 джипов. Остановка в центре Ачина для координации действий с армией, полицией и пограничными патрулями затягивается до полуночи. Коммандос должны занять достаточную площадь, чтобы получить возможность удерживать участок V-образной формы к югу от города, который простреливается со стороны Исламского государства, и продвинуться на юг; армия будет следовать позади и удерживать занятые позиции. Так это выглядит на уровне идеи.
Командует спецназовцами капитан, недавно переведенный из другого батальона. Он обустраивает командный пункт и расставляет тяжелое вооружение на холме в трех километрах к северу от позиций, с которых выступят спецназовцы — хотя обычно КП располагается не дальше чем в полукилометре, чтобы командир мог видеть, что происходит, и поддерживать бойцов. Спецназовцы обсуждают его некомпетентность и кажущееся отсутствие мужества; в стране, где о человеке судят по его храбрости, это — компрометирующее обстоятельство.
Солдаты взбираются вверх и спускаются по скалам, иногда прыгая с уступа на уступ там, где спуск слишком крут, чтобы идти. Здесь нет даже козьих троп.
Постепенно бойцы спускаются в долину, находя там два заброшенных строения. Выбившиеся из сил спецназовцы обосновываются внутри: первый взвод — в правое строение, третий — в левое.
Короткий отдых.
«Что дальше?», — спрашивает Ахмад, переводчик, который работает с коммандос и «зелеными беретами». Никто, кажется, не знает.
Рация что-то бормочет. Ахмад оживляется, а затем издает разочарованный стон, услышав приказ.
«Вот дерьмо! Мы возвращаемся туда, где были пять минут назад», — говорит он. Десантники смотрят друг на друга, но приказ есть приказ.
Рация жужжит снова.
«Приказ отменяется, — говорит Ахмад. — Ждем инструкций».
Еще полтора часа проходят в том же режиме: команды поступают и отменяются одна за другой. Несколько солдат пьют воду. Никто не ест. Пайков нет: армия не обеспечивает, а бойцы не хотят тратить на еду деньги. У каждого — большая семья; получая несколько сотен долларов в месяц, бойцы хотят сохранить их для родных и близких.
***
3.30 утра. Рюкзак нашего фотографа набит батончиками мюсли, энергетическими напитками и прочими припасами. Она раскладывает снедь на грязном полу и жестами приглашает коммандос подкрепиться. Несколько человек дремлют. Рация молчит. Наступает рассвет. И тут ИГИЛ начинает обстрел.
Пули крошат стены строения, в котором укрылся первый взвод. Третий расположился в нескольких сотнях метров. Над головами проносятся реактивные гранаты, бойцы ожидают затишья в ураганном огне, чтобы высунуться и выстрелить. Пулеметчик вспарывает воздух дробными очередями. Невидимый враг продолжает огонь, теперь еще и с запада и востока. Рация вновь молчит. Коммандос недоуменно поглядывают друг на друга.
«Поверить не могу, — говорит один из них. — О чем капитан вообще думает?»
«Mushkele! Mushkele! Проблема! Проблема!» — слышен крик снаружи.
Один из бойцов лежит на спине, его сослуживцы пытаются снять с упавшего бронежилет. Пуля, влетевшая через дыру в стене, оставила глубокую рану справа, ближе к подмышке.
Раненого бинтуют и заносят внутрь; один из спецназовцев связывается с капитаном по рации.
«Нам нужна эвакуация, у нас раненый!»
«Нужно ждать, минимум три часа, — отвечает голос из динамика, — нет свободных вертолетов».
Это общая беда афганских солдат; многие не доживают до прилета: крошечные афганские ВВС испытывают дефицит и пилотов, и вертолетов.
Бойцам удается остановить кровотечение, но это временное решение. Три часа раненый не продержится. Четверо поднимают раненого на одну из веревочных коек и ждут затишья. Как только оно наступает, они поднимают койку и бегут изо всех сил через поле, в сторону деревьев. Они преодолевают сто метров, когда один из них получает пулю в ногу. Раненый бежит в укрытие, а один из коммандос прикрывает его автоматными очередями; оставшихся троих догоняет доброволец, чтобы помочь донести тяжелораненого. После я узнаю, что спецназовец умер в карете скорой помощи по пути в госпиталь в Джелалабаде.
Стрельба все ближе и громче. Вбегает боец с криком о том, что игиловцы заняли строение между нашим и тем, где укрылся третий взвод. Стрелять нельзя: можно попасть в своих.
У капитана в распоряжении есть артиллерия, минометы и тяжелый зенитный пулемет — но все это слишком далеко, чтобы помочь. Ахмад берет рацию и сообщает одному из «зеленых беретов», что коммандос нуждаются в помощи. Прилетает вертолет, в течение 10 минут наворачивает над нами круги, беспорядочно паля, а затем улетает.
Коммандос чувствуют себя брошенными. Спасательный отряд не придет к ним на помощь, потому что спасательный отряд — это они и есть. Бойцы ощупывают рукоятки ножей в преддверии рукопашной схватки.
Их единственный шанс сейчас — держаться до темноты, пока приборы ночного видения не обеспечат им преимущества перед противником.
К ночи оба взвода получают долгожданный приказ: штурмовать укрепление ИГИЛ. Они выполняют задачу и готовы двигаться дальше, чтобы атаковать главные силы на холме, снять снайперов и уничтожить черный флаг, но капитан приказывает отступить. Как позже сообщил мне Ахмад, напуганный потерями, он решил ничего не предпринимать.
Новые спецназовцы прибыли своим ходом спустя день или два, с запасами продовольствия и воды. Вертолеты так и не прилетели; коммандос провели 10 дней в горах, в укрытиях, вступая в случайные перестрелки, пока не вмешался генерал и не приказал им отступить.
0
115.00
