У певца Эмина аншлаги в крупнейших российских концертных залах, его диски продаются не только в нашей стране — их охотно покупают в Европе и Америке, а дуэты с Григорием Лепсом, Стасом Михайловым и другими звездами эстрады не покидают хит-парады радиостанций. Но чтобы всего этого добиться, Эмину пришлось преодолеть немало препятствий.
Родился я в Баку, в Старом городе, внутри старинной крепости, которая известна всем, кто хоть раз бывал в столице Азербайджана. Дом наш затерялся в закоулочках, а на две комнаты в квартире приходилось одно окно. В одной комнате с трудом умещалась кровать, в другой стояли диван, кресло и стол, а еще была маленькая прихожая, в которой заодно располагалась и кухня. Вот в таких условиях я прожил первые три года своей жизни. Но мне эта теснота совершенно не мешала, я даже на велосипеде умудрялся по комнате кататься — наворачивал круги вокруг стола.
А еще прекрасно помню, как мне было года три и мы с детьми во дворе жгли какие-то спички. Мальчик постарше, лет пяти, наверное, поджег полиэтиленовый пакет и бросил его. Тот вспыхнул, расплавился и прилип к моей ноге. Еле потушили, ожог был будь здоров! Папа очень удивился, когда я ему про этот случай напомнил. «Как у тебя в памяти это сохранилось, ты же совсем маленьким был!» Мама тогда была студенткой и параллельно преподавала английский язык в школе. Папа тоже учился, а в 1981 году он решил податься в Москву, чтобы защищать диссертацию по экономике.
— У вас была в Москве квартира?
— Ничего и никого у нас там не было. Папа обменял нашу крошечную двушку в крепости в Баку на однокомнатную квартиру в Чертаново — по столичным меркам это был край Вселенной. Первые десять лет в Москве наша семья все время переезжала, папа неустанно что-то менял, улучшал: из однокомнатной в двухкомнатную у черта на рогах, оттуда опять в однушку, но уже ближе к центру. Это была бесконечная цепочка обменов, разменов и доплат. Разумеется, ни нянь, ни домработниц не было — мама вела дом сама, воспитывала меня и только появившуюся на свет сестру Шейлу.
И вот через десять лет постоянных переездов мы оказались в самом центре, на улице Малая Бронная. В нашем распоряжении было две шикарные комнаты, правда, в коммунальной квартире. Там было все как надо: общий туалет и душ, телефон в коридоре и кухня, где соседи собирались по вечерам. У папы были далеко идущие планы — он хотел эту коммуналку расселить: уговорить на обмен соседей. Однако мама привыкла готовить много и каждый день приглашала соседей к столу. Кулинарит она волшебно, поэтому неудивительно, что вскоре граждане, населяющие нашу коммуналку, и думать забыли разъезжаться — их и там, как говорится, неплохо кормили. Пришлось потратить два года на то, чтобы все-таки их всех расселить, но я в тот момент уже жил за границей.
— По своей воле? Или папа так решил?
— Поскольку мы постоянно переезжали, я, живя в Москве, менял школу каждый год и учился, мягко говоря, неважно, а хулиганил, наоборот, активно. Лазил с сомнительной компанией по заброшенным зданиям, крышам, курил. Отец карманных денег не давал (боялся, что я их на сигареты тратить буду), так что пришлось зарабатывать самому. В 13 лет я мыл машины на Садовом кольце. Конечно, отцу это не нравилось. Он к тому времени начал уже заниматься коммерческой деятельностью, в 1990 году провел первую большую компьютерную выставку «Комтек», и про его успехи, в том числе и финансовые, прознали бандиты. Однажды ко мне в школу пришли какие-то доморощенные рэкетиры, достали заточки и объявили: «Будешь носить нам деньги каждую неделю, или мы тебя покалечим». Я, естественно, был гордым парнем и сначала ничего родителям не рассказывал, но когда наступил день Ч, понял, что могут случиться неприятности, и все-таки решил посоветоваться с отцом. Он меня успокоил, и бандитов я больше не видел. Как сейчас понимаю, ко мне с того самого дня приставили охрану. Но когда через несколько дней на первом этаже нашего дома взорвался лифт и отец увидел разбитые окна, вывороченные куски бетона и всю остальную «красоту», он понял: надо сына отсюда увозить, пока его не сшибли на Садовом какие-нибудь лихачи или бандиты не взорвали лифт вместе со мной. Время, что и говорить, неприятное было. Так я в 13 лет оказался в одной из частных школ в Швейцарии.
— Почувствовали разницу?
— Не то слово! Швейцарская школа своими порядками отдаленно напоминала тюрьму. В 08:00 звенел первый звонок, означавший, что ты можешь войти в зал для завтрака. Ты должен быть в костюме, галстуке, аккуратно выглаженной рубашке, причесан, умыт и практически готов к приему у английской королевы. Если это не так — ты лишен завтрака. Через пять минут второй звонок, призывающий к полнейшей тишине. Третий звонок — команда к тому, что ты можешь приступить к еде. Не успел зайти — лишают еды. Не замолчал — лишают еды. Наказывали за все: не убрал комнату, не заправил постель, складка на покрывале — тебя запирают и заставляют переписывать немецкий словарь по три или даже по пять часов подряд. В 21:45 — отбой, и если в 00:00 мимо проходящий проверяющий с фонариком обнаруживает, что глаза у тебя почему-то открыты, — твои родители должны заплатить штраф в размере 150 франков. Три таких штрафа заканчивались предупреждением, а четвертый — вылетом из школы.
Папа, когда до него дошло, куда он меня привез, сам забеспокоился, понял, что палку перегнул. Правда, в первый момент его взволновало другое. Когда он вошел ко мне в комнату, его взгляд упал на чужие ботинки 45-го размера. Папа тут же пошел разбираться: «Почему моего 13-летнего сына поселили с каким-то взрослым дядькой?!» Дело в том, что моим соседом был турок — мой ровесник, но парень гигантского роста. Сейчас его рост — 2 м 10 см. Кстати, он был первым, кого я в той школе обыграл в нарды. Он расстроился, а я понял, что нащупал золотую жилу. Именно нарды, а еще игра в покер стали на первых порах основным источником моего дохода. Потом придумал вот что: я склеивал модельки машин и самолетов, красил их и продавал. Дети охотно покупали.
— Сколько лет «строгого режима» вы выдержали?
— Меня хватило на два года. Потом отец предложил мне переехать в Америку, в город Тенафлай штата Нью-Джерси, — к тому времени он туда отправил маму и сестру и не хотел возвращать ни их, ни меня на родину, уж больно здесь была накаленная криминальная обстановка для молодых бизнесменов. Я на такое предложение с радостью согласился. Знаете, что меня прельстило? Я смотрел много американских фильмов и знал, что права там получают в 16 лет. А мне жутко хотелось подрулить к школе на каком-нибудь джипе, чтобы как в кино.
Тогда мне исполнилось всего лишь 15 лет, и сначала пришлось ограничиться правами на мопед, что тоже было неплохо. Я отлично на нем ездил, затюнинговал его — он мог разгоняться на 10 миль быстрее, чем обычный мопед. Наушники в шлем встроил… Клевая была машина! И примерно в это же время мой приятель Рома (мы до сих пор с ним работаем) предложил устроиться продавцом в большой магазин, аналог «Твоего дома». Я трудился в отделе электроники, платили $5 в час, работали четыре часа в день — больше детям нашего возраста было нельзя. Итого 15-летний ребенок зарабатывал $20 в день — тут хватало и на сигареты (а я к тому времени был заядлым курильщиком), и на все, что душе подростка угодно.
Потом я работал на заправке и подрабатывал гардеробщиком в ресторане. Там уже были серьезные деньги: за ночь, принимая куртки и пальто, можно было получить $200. Тратил я их на свое хобби: очень любил Элвиса Пресли и собирал все, что с ним связано, — номерные карточки, диски, разные коллекционные штуки. Кстати, именно с Элвиса началась моя любовь к музыке, и гитару в руки я взял тоже благодаря ему — до этого никогда музыкой не занимался. А тут стал подбирать мелодии и на гитаре, и на фортепиано, и постепенно дело пошло. Переводил его песни на русский язык, нарабатывал себе репертуар. В общем, признаю, я самоучка, никто не учил меня музыке.
— Но при этом в качестве своего учителя вы часто упоминаете Муслима Магомаева…
— Наши семьи дружили, и в детстве я часто бывал у него в гостях, а он и его жена Тамара Ильинична Синявская, в свою очередь, приходили в дом моего дедушки. Помню забавную историю. Бабушка очень вкусно готовила, и под ее жареную картошку грех было не выпить. Что и сделали однажды мой отец и Муслим Магомедович. Выпили они тогда крепко. Тамара Ильинична уехала домой вместе с водителем, а Муслим остался. И вечером говорит папе: «Арас, отвезешь меня?» Папа кивнул, сел за руль и медленно и осторожно повез народного артиста мимо гаишников, чтобы те не заметили, что водитель нетрезв. Но папе это не помогло — его все равно остановили. «Ага, пьяные», — констатировал милиционер, заглянул на пассажирское сиденье и увидел Магомаева. «Ты что, с ума сошел, в пьяном виде возишь такого человека! А ну, вылезай отсюда! Садись в милицейскую машину, а я его сам довезу». Так Магомаев с почетом прибыл домой.
Позже я снова стал бывать у Магомаева дома. Но то, что я начал петь, от него скрывал — как-то неловко было даже заговорить о музыке с таким человеком. Впрочем, он вскоре сам все увидел. На 50-летие отца я подготовил для юбиляра программу из песен Элвиса Пресли — вышел на сцену, пою. И вижу лицо Магомаева. Для него это был полный шок: он меня знал с детства и никогда подумать не мог, что я вообще интересуюсь музыкой. Я уже вовсю занимался семейным бизнесом — отец отдал под мое руководство магазины одежды, и я довольно успешно превращал их из убыточных предприятий в процветающие. Так вот, Магомаев подошел к отцу и говорит: «Ты что делаешь?! Какой еще бизнес? Не отвлекай парня, он должен быть певцом!»
С тех пор, стоило мне прийти к Муслиму в гости, он предлагал: «Так, давай-ка вот это споем» — и садился за рояль. Он начинал: «O sole mio…», а я подхватывал на английском: «It’s now or never…» Мы могли бесконечно беседовать о музыкантах, часами обсуждали, чей вариант исполнения «My Way» лучше — Синатры или Элвиса, и я его даже убедил, что Пресли тоже неплохо спел. Между нами началась, можно сказать, музыкальная теплая дружба уже без поддержки папы и дедушки, у нас были свои интересы. И были планы что-то вместе сделать, но успели лишь одну песню записать, тот самый «My Way».
— Когда вы первый раз оказались на сцене? Помните свои ощущения?
— Это незабываемо! Дело было в Америке, я учился в университете и параллельно зарабатывал деньги, продавая русские часы, приборы ночного видения, значки, фляжки, гжель, палех, жостовские подносы, матрешек — все, что пользовалось гигантским спросом у тогдашних американцев. Например, наладил поставки часов напрямую с завода: брал их по $5-6, а продавал по $30. Еще нашел на вернисаже художника, который за день рисовал мне картину размером 25 х 40 см. Сюжет простой: избушка, закат, озеро или избушка, восход, курица — все яркое, узнаваемое, лубочное. Покупал у него произведения за $25, продать мог за $200. И ему счастье, и мне прибыль.
Постепенно оброс сотрудниками, снял офис, в Америку возил товар контейнерами, довел оборот до $50 тыс. в удачный месяц. Машину купил себе… Что-то я немного отвлекся от музыки. Так вот, когда я для своего бизнеса организовывал сайт, сдружился с двумя сотрудниками — иранцем и корейцем, один играл на гитаре, другой на рояле. Мы с ними на досуге поигрывали для себя. А потом иранец вдруг говорит: «Скоро будет фестиваль, на котором может выступить каждый желающий. Сыграем?» Приходим. Бар, сцена, стоит микрофон и колонки, куча людей, которые по очереди выходят и играют. Мы ждем своего выхода, трясясь от страха. И вот, когда в зале остаются только пьяные, наконец решаемся. Гитарист начинает вступление к песне «Johnny B. Goode», и вдруг я понимаю, что меня накрыло. Паника! Как я буду петь?! В общем, исполнил свою песню — все мимо нот. Это был ад. На мое счастье, айфонов еще не изобрели, и я искренне надеюсь, что записи того феерического выступления не существует в природе. Потому что если я когда-нибудь это увижу, умру от стыда второй раз.
— Сейчас, разумеется, сцена такой паники у вас не вызывает. Хотя в зрительном зале «Крокус Сити Холла» 11 декабря явно не три человека будут присутствовать.
— Там будет другое. «Крокус», без сомнения, лучший зал Москвы, а может быть, и всей страны, это я вам без ложной скромности скажу. Но если бы я мог выбирать, я там никогда не выступал бы. Да и, собственно, первые три года существования «Крокуса» я так и делал. Мне было неудобно перед зрителем, который смотрел на меня и думал: «Построили сами себе зал и поют теперь сами». И когда «Крокус» стал центральной площадкой, я все равно устраивал свои выступления в других местах. Даже понимая, что каждый раз обижаю этим своего отца.
Впрочем, отец долго не мог понять, почему в творчестве я старался все делать так, чтобы ни у кого не возникало никаких ассоциаций ни с Агаларовыми, ни с «Крокусом», почему на первом моем альбоме было только имя Эмин, и ни фамилии, ни моей фотографии. Я делал это сознательно. Когда-то Муслим, объявляя на своем юбилее мой выход, сказал: «Я свое отпел, сейчас хочу представить молодого музыканта, которого знаю вот с такого возраста. Эмин Агаларов, сын моего самого близкого друга Араса». Когда Муслим ушел из жизни и мы делали концерт его памяти, я попросил режиссера вырезать ту часть фразы, где меня представляли как сына Араса. Папа тогда обиделся: «Что значит «вырезать»? Это же Муслим сказал — зачем вырезать?» И только недавно он мне признался: «Теперь я все понял. Иногда я приезжаю за границу, чтобы встретиться с партнерами, а они мне говорят: «Вы же папа Эмина?»
За рубежом тебя оценивают только по твоей музыке. А в России, естественно, все были в курсе, кто мой папа, и начиналось: «Конечно, он сын олигарха, он может все тут купить и продать». И сразу желание петь пропадало. Сейчас, когда я уверенно стою на ногах и оброс армией поклонников, стало легче. И теперь я наконец выступаю в «Крокусе», уверенный, что люди покупают билеты, не думая, почему я выбрал для выступления именно этот зал. Им важно, чтобы я пел, неважно — где.
Нередко вместе со мной на сцену выходят мои друзья. Я со многими музыкантами поддерживаю хорошие отношения. Иногда из этого получаются творческие дуэты, как в случае со Стасом Михайловым. Но один из самых близких друзей среди коллег — это, наверное, Григорий Лепс. И я могу сказать, что он редкий человек, умеющий дружить. Я часто обращаюсь к нему за советом, и он никогда не отказывает. А недавно получилось вместе отдохнуть — он проводил отпуск на юге Франции, и я там тоже оказался. Гриша — душа компании, анекдоты рассказывает так, что все лежат от хохота. А еще он прекрасно исполняет песни Высоцкого, аккомпанируя себе на гитаре. Ну, пообщался я с ним, и у нас родилось несколько творческих идей — скоро мы с Лепсом вас удивим.
— У Эмина Агаларова есть еще одна ипостась — вы отец двоих сыновей. Изменилась ли ваша жизнь с их появлением?
— Как только моя теперь уже бывшая жена Лейла забеременела, жизнь мгновенно разделилась на до и после. Мы отправились в Америку, и я на семь месяцев выпал из привычной жизни, занимаясь только ею. О детях я мечтал с раннего возраста, и когда врач сказал нам, что у нас будет два мальчика, сошел с ума от радости. Я так орал и прыгал, что доктор уже хотел мне скорую вызвать. Али и Мика стали самой важной частью моей жизни.
— Они в школе? Им же еще и семи лет нет.
— Уже во втором классе, а в первый поступили в пять с половиной лет. Вундеркинды! Мы хотели отдать сыновей в школу раньше, потому что они невероятно умные мальчики. У обоих по три языка: азербайджанский, русский, английский. Мике хорошо дается математика, он складывает пятизначные цифры и задает такие вопросы, на которые я не сразу могу ответить. Например: «Папа, сколько миллионов в миллиарде?» Но с ним непросто, он хочет, чтобы все было по его, права уже качает и очень расстраивается, если не получается настоять на своем.
Али совсем другой. Он творческая личность — танцует, поет, недавно четко «срисовал» танец Майкла Джексона. Али никогда не будет убеждать в лоб, он найдет обходной путь. Недавно ругались с ними, я предупреждаю: «Если будете продолжать драться, я вас обоих вытащу из бассейна!» Через пять минут опять драка. Второй раз говорю, третий. На четвертый уже злюсь: «Всё! Выходите оба!» — «Нет, папочка, пожалуйста, нет! Ну папулечка!» — вопят хором. «Мы же договорились, что если вы будете драться, я обоих вытащу из бассейна, что здесь непонятно?» — «Пап, — осторожно говорит Али, выторговывая время, — я первый раз не до конца понял, что именно ты мне сказал». Такой вот хитрец. А дерутся они постоянно. Али нашел «кнопки» у Мики, задевает его, подкалывает, а тот бесится и мгновенно лезет в драку. Разнимаю их, а Мика сквозь слезы: «Папа, я ему должен дать сдачи. Понимаешь? Должен». В общем, в комнате вдвоем их оставлять нельзя — убьют друг друга.
Мы хоть и не видимся каждый день, но все время на связи. Видеообращения друг другу посылаем. Я им — серьезные: «Ждите, приеду послезавтра. Что привезти?» Удивительно трогательные и смышленые парни. Их вопросы иногда ставят в тупик. «А почему ты уезжаешь?» — «Мне надо работать». — «Пап, почему ты не можешь работать там, где мы живем?» И вот как ответить? Мне очень важно время, проведенное с Микой и Али, важно принимать участие в их становлении и остаться в их памяти, как навечно останутся в памяти у меня мой отец и мама, которые всегда рядом.
— Вы балуете своих детей или, наоборот, стараетесь, подобно американским миллионерам, держать их в черном теле?
— Я влияю на ситуацию как могу. Согласен с отцом, который как-то сказал: «Когда мы были маленькими, наши родители скрывали от нас недостаток достатка, а мы теперь вынуждены скрывать от детей наш избыток». И, кстати, отец действительно так поступал — я считаю, что он был прав, не давая мне лишних денег. И, может быть, именно поэтому у меня было желание работать, зарабатывать, чтобы купить себе машину, снегоход, мотоцикл, рояль — да все что угодно.
— Но вы по стопам папы не пошли: ваши дети еще совсем маленькие, а у каждого из них есть собственный дом в Азербайджане…
— Дело было так. У нас в Баку на берегу моря была дача, достаточно большая. Там останавливались, приезжая в гости, мои друзья, друзья отца, родственники. И в какой-то момент мы все там перестали помещаться. В гостиницу друзей выпроваживать? Неудобно. Мы так не привыкли. А к тому времени Лейла уже была беременна, мы представили, что в этом доме будут жить еще два пацана и их няни — вообще, думаем, не влезем сюда. Решили с отцом что-то построить. Задумали сначала один дом, а потом прикинули — может, лучше сразу два одинаковых? И в процессе увлеклись: давай еще по бассейну крытому к каждому из них? И по гаражу? Таким образом, дома разрослись до гигантских размеров. Но поскольку мы строители, нам по сути неважно, сколько площади строить, по деньгам практически одно и то же.
У нас же все по себестоимости — бетон, стекло, арматура. В общем, получилось два дома. И оба заполняются под завязку, не пустуют никогда. Пусть это будет наследство парней.
Так что в нашей ситуации лишать детей карманных денег лишь затем, чтобы, не дай Бог, не избаловать их, как-то неправильно. Единственное, что можно сделать, — показывать на личном примере, каким образом достаются деньги. Меня отец на свою работу начал брать лет в десять, я в каникулы иногда с утра до вечера там торчал, играл в какой-нибудь тетрис, лазил в коробках из-под компьютеров или сидел с краешку на диване в переговорной и слушал, как отец общается с партнерами. И это было лучшей школой жизни. Я понимал, что именно делает отец, для чего он это делает, постигал секреты мастерства ведения бизнеса. И при этом четко осознал, что всю жизнь валять дурака при таком отце у меня не получится — он мне не позволит. И надеюсь, что мои дети, посмотрев на своего дедушку со стороны папы (президента одной из самых крупных компаний в стране), на дедушку со стороны мамы (президента Азербайджана), тоже почувствуют желание быть в чем-то успешными, развиваться и работать над собой.
— Ваши сыновья растут в успешной семье, но с некоторых пор в неполной. Вы с Лейлой официально разведены. Как вы считаете, отразится ли на их психологическом благополучии это обстоятельство?
— Мы делаем все, чтобы не отразилось никак. Да и, честно, особо стараться не приходится — у нас с Лейлой прекрасные отношения. Обычно пары разводятся из-за того, что кто-то кому-то сделал больно, обидел, предал. Но это не наша история. Мы уже давно жили отдельно друг от друга — ужиться не получилось, но при этом всегда испытывали друг к другу большое уважение. И сейчас, когда мы окончательно определились, поддерживать отношения стало даже легче — у нас не осталось поводов для ссор. Мы вместе воспитываем детей. Недавно Лейла удочерила девочку из детдома, очаровательную годовалую малышку по имени Амина. Я тоже планирую принять участие в ее воспитании. В общем, мне кажется, что развод повлиял на отношения в лучшую сторону.
— А о новой семье вы задумываетесь?
— Несмотря на то что отношения с Лейлой у нас чудесные, опыт в создании семьи у меня все равно неудачный. Развод — это же однозначно неудача. И пробовать второй раз пока не хочу. Да и некогда мне ее создавать. У меня есть дети, воспитание которых отнимает все душевные силы и свободное время. Есть музыкальная карьера, которой я занимаюсь с полной отдачей. И есть большой бизнес, которым я управляю. В общем, мне есть о чем сейчас думать. А новая семья, если тому суждено быть, сложится. Всему свое время.
Эмин Агаларов
Родился: 12 декабря 1979 года в Баку
Семья: отец — Арас Агаларов, президент и владелец группы компаний Crocus Group; мать — Ирина Агаларова, домохозяйка; сыновья — Али и Микаил (6 лет)
Образование: окончил Marymount Manhattan College (Нью-Йорк)
Карьера: первый вице-президент Crocus Group. В 2006 году выпустил первый альбом — «Still». Всего в дискографии 10 альбомов. Подписал контракт с ведущим международным музыкальным лейблом Warner Music Group. Лауреат премий World Music Awards (2014), «Золотой граммофон» (2014), премий каналов МУЗ-ТВ (2015)
и RU.TV (2015)
1.0
25.00
