ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 31, 2015

У ВСЕХ ПОБЕДА ОБЩАЯ

Но у каждого фронтовика она своя. Долгих четыре года шли к ней наши солдаты. Приближали, как могли. Этот день и порохом пропах, и потом, и кровью. А символом великого всенародного праздника стало взметнувшееся над Рейхстагом Знамя Победы… — А каким оно было, это знамя? — спросил я однажды генерала, и обстоятельный Василий Митрофанович на следующий день протянул мне листок, на котором было нацарапано его корявым почерком: «Простое хлопчатобумажное красное полотнище.

Обыкновенное древко, окрашенное красными чернилами. Серп и молот в правом верхнем углу полотнища, над ним пятиконечная звезда. Белые буквы и цифры по всему полю: «150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицк. див. 79 с.к. 3 у. а. I Б.Ф.».

Я стал недоуменно изучать все эти аббревиатуры и сокращения, а Василий Митрофанович рассмеялся и расшифровал: — Если перевести эту надпись на понятный всем язык, то она расскажет о том, что знамя принадлежит 150-й стрелковой Идрицкой дивизии, которая была награждена орденом Кутузова II степени, что дивизия входила в 79-й стрелковый корпус, а этот корпус являлся составной частью 3-й ударной армии, которая сражалась в составе 1-го Белорусского фронта.

На древке можно увидеть еще одну цифру — 5. Она означает, что знамя, которому суждено было стать Знаменем Победы, являлось пятым по порядку из тех девяти, что были вручены дивизиям Военным советом 3-й Ударной армии перед штурмом Берлина… Всех бойцов своей дивизии генерал Шатилов всегда называл знаменосцами. Почему? Разве Рейхстаг штурмовали одни знаменосцы? У Василия Митрофановича было свое объяснение:

— Нет! В том штурме участвовали тысячи людей. Но я уверен, что всех их можно назвать знаменосцами. Знамя Победы долгих 1418 дней войны нес в своем сердце к Берлину каждый наш солдат, каждый офицер и генерал… На всех встречах с молодежью и официальных приемах генерала Шатилова обязательно просили рассказать о Знамени Победы. И он рассказывал, но всегда, как многим казалось, отвлекался от главного.

Мне запомнился такой «отвлеченный» эпизод.

— Днем 26 апреля 1945 года при форсировании Фербиндугс-канала наши бойцы попытались переправиться через укрепленный водный рубеж, — вспоминал генерал. — Боец Бобров в упор срезает свинцом пятерых гитлеровцев, увлекает за собой товарищей. Вдруг он покачнулся и упал… Зал, несколько недоумевая, вслушивался в эту малозначительную в глобальном масштабе войны историю. А Василий Митрофанович горестно выдохнул:

— Погиб солдат уже под самый конец войны… Тогда я понял о генерале Шатилове, как мне кажется, главное: ему очень важно было сохранить память о всех солдатах и офицерах, которые шли за ним на Берлин, но не дожили до Победы.

Василий Митрофанович постоянно подчеркивал очень важную для него мысль:

— Глядя на Знамя Победы, мы чтим подвиг бесчисленных героев Великой Отечественной войны, павших и живых. Святыня на все времена, это скромное алое полотнище будет вновь и вновь питать гордость и патриотизм… Генерала Шатилова мне приходилось наблюдать в самых разных жизненных обстоятельствах — на встречах с молодежью, в кругу таких же, как он, убеленных сединами ветеранов, в столице и окраинных российских городах.

И в парадной генеральской форме, и в потертом гражданском костюме — он всегда оставался самим собой. Генерал Шатилов много ездил по стране, встречался с товарищами по оружию. Звезду Героя Василий Митрофанович на повседневных пиджаках не носил, а помятая шляпа, на которую он имел привычку по рассеянности садиться, придавала ему вид совершенно мирного человека — бухгалтера, например, или сельского пасечника. Но всегда почему-то так случалось, что очень быстро центром внимания в любой компании становился этот скромный и деликатный человек. Ведь как только Василий Митрофанович называл свою фамилию, все узнавали в нем грозного командира 150-й дивизии, чьи бойцы 30 апреля 1945 года подняли Знамя Победы над Рейхстагом… … В День Победы прославленный генерал хрусталь на столе не признавал, он выставлял помятые солдатские кружки и разливал в них из много повидавшей фронтовой фляжки по «сто наркомовских грамм».

Салют, Победа! Салют, знаменосцы!!!

БЕРЛИН. АПРЕЛЬ 1945-ГО

Берлин опоясывали три рубежа обороны. Внутри город делился на восемь расположенных по окружности секторов. В девятый оборонительный сектор был включен самый центр города, где находились правительственные учреждения — имперская канцелярия и Рейхстаг. Каждый дом гитлеровцы превратили в крепость. По приказу Геббельса, назначенного ответственным за оборону Берлина, сотни тысяч жителей были мобилизованы на защиту столицы Третьего рейха.

21 апреля 3-я ударная армия ворвалась в пределы Большого Берлина. 150-я стрелковая дивизия вступила в пригородный район — Каров. Советские танки зелеными потоками растекаются по улицам. Они разносят баррикады, рушат вражеские огневые точки.

Из штаба армии на наблюдательный пункт дивизии возвратился начальник политотдела дивизии М. В. Артюхов.

— Товарищ генерал, — обратился он к Шатилову, разворачивая сверток, — вот знамя, которое нам поручено водрузить на Рейхстаг.

Военный совет армии учредил тогда девять знамен для всех девяти дивизий. Дивизии В. М. Шатилова досталось знамя с цифрой 5 на древке.

Именно оно через несколько дней и станет легендарным Знаменем Победы! Уже после войны Василий Митрофанович Шатилов разыщет Георгия Назаровича Голикова, майора из штаба армии, ответственного за изготовление знамен, и тот поведает подробности… …Девять знамен необходимо было изготовить за три дня.

Никто не знал толком, каким должно быть Знамя Победы.

Не было ни добротного материала вроде бархата, ни инструмента, чтобы выточить древки. Пришлось воспользоваться простой красной тканью. Работали втроем — сам Голиков и данные ему в помощь художник В. А. Бунтов и киномеханик А. Г. Габов. Древки строгали ножом и красили их красными чернилами. Металлические наконечники соорудили из колпачков, снятых с гардин. На Знамя Победы были израсходованы все красные чернила штаба 3-й ударной армии…

КАК СОЛДАТЫ ГЕББЕЛЬСА ИСКАЛИ…

26 апреля наши солдаты вышли на Бойссельштрассе. Гитлеровцы мечутся между зданиями, ищут безопасные укрытия, но тщетно. Офицеры в панике поднимают руки, солдаты бросают на землю свои авто маты.

Командир 150-й дивизии генерал Шатилов получает приказ командира корпуса генерала Переверткина: наступать в полосе — справа река Шпрее, слева линия железной дороги, в центре парк Кляйн Тиргартен, Моабитская тюрьма. По данным разведки, штаб Геббельса где-то там, в Моабите. Главная задача: окружить и пленить группу противника, обороняющуюся в тюрьме. Геббельса необходимо взять живым… После артиллерийской подготовки полки двинулись на неприступные городские кварталы.

Первый час не принес никаких радостных сообщений. Но вот раздается звонок командира 756-го полка Зинченко.

— Тюрьма взята в клещи, — доложил он генералу Шатилову. — Много пленных.

— Геббельс есть?

— Пока не обнаружили. Говорят, удрал, но ищем.

Раскаты стрельбы отдаются меж каменных развалин. Идет бой за огромное каменное здание тюрьмы… Наконец новый доклад: тюрьма в наших руках! Моабит был последним большим препятствием на пути к Рейхстагу. Надо форсировать Шпрее, а там и конец.

В «ДОМЕ ГИММЛЕРА»

28 апреля советские солдаты уже были на северо-западном берегу реки Шпрее — набережной Фридрихсуфер. За рекой мрачной громадой высился комплекс правительственных учреждений Германии. Гитлеровцы, отступая на южный берег Шпрее, не успели взорвать мост Мольтке-младшего, и это облегчало наше наступление. Под ураганным огнем противника наши бойцы подобрались к мосту, разобрали баррикаду и одним броском оказались на южном берегу.

Как только стемнело, по мосту перебрался на ту сторону весь первый батальон 756-го полка и несколько танков приданной 23-й танковой бригады.

Потом переправили орудия, которые сразу же выкатывали на позиции, и прямой наводкой открывали огонь по вражеским укреплениям. Особенно тяжелый бой разгорелся за здание министерства внутренних дел, или «дом Гиммлера». Здесь засели самые отъявленные негодяи.

Эсэсовцы знали — пощады им не будет. И сражались до последнего патрона. Весь день и всю ночь за здание велся тяжелый кровопролитный бой. Но спасти фашизм уже никто не мог… К утру 30 апреля советские солдаты полностью овладели зданием министерства внутренних дел. До Рейхстага оставалось 360 метров. А прошла 150-я дивизия от Старой Руссы до Берлина 2640 километров…

ПОСЛЕДНИЕ МЕТРЫ ВОЙНЫ

Штурмовать Рейхстаг было решено четырьмя батальонами: два от 674-го полка Плеходанова — комбаты Давыдов и Логвиненко, и два от полка Зинченко — комбаты Неустроев и Клименков. Поддерживать их должны были 23-я танковая бригада полковника С. В. Кузнецова, 351-й полк самоходных артиллерийских установок полковника В. Ф. Герцева, 328-й артиллерийский полк майора Г. Г. Гладких, 1957-й истребительный противотанковый полк полковника К. И. Серова, 224-й истребительный дивизион майора И. М. Тесленко, два дивизиона реактивных установок-катюш из 22-й гвардейской минометной бригады полковника Русанова и два дивизиона 50-го гвардейского минометного полка полковника Жарикова.

Всех надо было расположить на площади шириной не более семисот метров. И не только расположить, но и согласовать их действия с пехотой, чтобы дать ей возможность под прикрытием огня пробиться вперед и ворваться в здание Рейхстага.

В первой половине дня 30 апреля батальоны 150-й стрелковой дивизии были уже у цели и только ждали приказа атаковать Рейхстаг. 89 орудий встали на прямую наводку. Танки с включенными моторами были готовы по первой команде ринуться вперед.

Часть орудий батарей Виноградова и Романовского удалось втащить на второй этаж «дома Гиммлера» и навести их стволы на здание Рейхстага.

В час дня ударили гвардейские минометы — катюши. Это был сигнал для всеобщей артиллерийской подготовки.

Взлетали на воздух обломки дотов, крошились баррикады. Огненный шквал сметал с лица земли оборонительные сооружения гитлеровцев.

А когда артиллерия перенесла огонь по другую сторону Рейхстага, вдруг раздалось мощное «ура!», и сотни бойцов неудержимо устремились в атаку. В рядах атакующих красной искоркой мелькало знамя… Под ураганным огнем врага на лестницу перед главным входом в Рейхстаг ступили бойцы из роты Ильи Сьянова.

Упал, сраженный разрывной пулей, Василий Якимович, убит Петр Пятницкий со штурмовым флажком в руках… Но атакующую лавину уже не остановить. В 14 часов 25 минут генералу Шатилову доложили, что рота Сьянова ворвалась в Рейхстаг. Связи с подразделениями не было, внутри кипел жесточайший бой, там бились не на жизнь, а на смерть.

Сначала знамя прикрепили к колонне с правой стороны главного входа, потом по полуразрушенной лестнице перенесли на второй этаж и установили в окне, чтобы все видели: все выше и выше поднимается Знамя Победы… Мелитон Кантария позже вспоминал: «Нам с Михаилом Егоровым надо было во что бы то ни стало найти путь наверх, ведь знамя должно развеваться на куполе! Ищем лестницу. Вот она, справа, но там гитлеровцы. Забрасываем их гранатами, гоним наверх, но и у нас не обходится без потерь…» Знаменосцев Егорова и Кантарию вел вперед заместитель командира батальона лейтенант Берест, их охраняла группа автоматчиков под командованием сержанта Щербины. Командир полка Зинченко тоже был в атакующих рядах. Знаменосцам удалось добраться до чердака. Но дальше путь преградила разбитая лестница. Младший сержант Кантария разыскал где-то деревянную стремянку.

По ней и забрались на крышу Рейхстага...

***

Мой отец, Юрий Григорьевич Володченко, ушел на фронт в 1942 году, в семнадцать лет. Воевал в кавалерийской разведке. Это были смертники, лавиной бросавшиеся на вражеские пулеметы и шашками рубившие проволочные заграждения, — чтобы наша пехота могла подняться в атаку и броситься в прорыв. Он вернулся с той страшной войны и умер в пятьдесят два года (сказались фронтовые контузии), оставив мне главное свое богатство — медаль «За отвагу».

Единственный только раз — майским днем 1945 года — видел отец легендарное Знамя Победы, что называется «вживую». И было оно, объективно говоря, еще обыкновенным красным полотнищем, прочно прибитым гвоздями к выструганному вручную древку. Но в памяти и сердцах фронтовиков самодельное знамя навсегда сохранилось святым символом нашей доблести и славы. И сегодня миллионы россиян живут с этим благоговейным, можно сказать, генетическим ощущением…

СВИДЕТЕЛЬСТВО МИХАИЛА ЕГОРОВА И МЕЛИТОНА КАНТАРИИ

■ Михаил Егоров: «Карабкаемся все выше и выше. Под нами — бездна. Даже легкое ранение — и конец. Когда знамя у Кантарии, я лезу позади него, потом он передает знамя, пропускает меня вперед. Для надежности и чтобы освободить руки, древко просовываем за ремень. От дыма и копоти нечем дышать, горло разрывает кашель. Постепенно наваливается усталость, ноги деревенеют, а до верха купола еще несколько метров.

Попробовали привязать знамя к ребру, но переплеты мешали полотну развеваться. Нет, говорю Мелитону, так нашего знамени, наверное, никто не увидит, давай лезь дальше… На самом верху купола была небольшая площадка. Вокруг нее столбики натыканы, торчат сантиметров на пятьдесят. И посередине столбик такой же. Я говорю Мелитону: «Давай к этому столбику знамя привяжем».

Пригляделись, а это металлические трубки, и диаметр у них как раз такой, как у древка. (Потом выяснилось, что фашисты в них по праздникам свои знамена вставляли.) Просунули мы древко в центральную трубку, проверили, хорошо ли держится. На всякий случай еще моим ремнем закрепили.

■ Мелитон Кантария: «Площадка хоть и маленькая, но места для двоих хватило. Легли мы, отдыхаем. Знамя между нами полощется на ветру. Днем отсюда Берлин наверняка хорошо виден. А сейчас очертания огромного города только угадываются. Большая часть его в дыму, черные клубы, подсвеченные пламенем, поднимаются со всех сторон. Артиллерийская канонада над городом не прекращается.

Даже на высоте чувствуем, как дрожит земля. И вдруг среди всего этого неистовства звуков слышу тихий голос Егорова:

— Слышь, Мелитон, а ведь одолели мы их, а?»

СПРАВКА

Василий Шатилов (17 февраля 1902 — 16 февраля 1995) — генерал-майор, Герой Советского Союза, командир 150-й стрелковой ордена Кутузова 2-й степени Идрицкой дивизии, воины которой 30 апреля 1945 года штурмом овладели Рейхстагом и водрузили на нем Знамя Победы.