Ко Дню памяти жертв политических репрессий Weekend рассказывает 10 историй о подростках-политзаключенных. Кто-то из них сознательно бросал вызов советской власти, кто-то стал жертвой доноса, все они оказались один на один со сталинской карательной системой, еще не достигнув совершеннолетия. Это истории людей, которые были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что происходит, но недостаточно взрослыми, чтобы по-настоящему бояться. Материал подготовлен совместно с «Мемориалом» в рамках проекта memo.media
ПРОТЕСТ
Александр Поляков,
14 лет
Арест:
Челябинск, 1946 год
Приговор:
3 года ИТЛ
Место отбывания наказания:
Атлянская колония для несовершеннолетних
«Что же было делать? Не могли же мы спокойно смотреть, как коррумпированная, „обуржуазившаяся” партийная верхушка угнетает рабочий класс и держит народ в бесправии и неведеньи! Мы, конечно, должны были открыть им глаза...
Мы сочинили листовку, оканчивавшуюся оптимистическим прогнозом: „Падет произвол и восстанет народ!”, пригласили еще нескольких одноклассников (вместе нас стало восемь) и, предварительно открыв им глаза, засадили за работу по размножению ее печатными буквами на тетрадных листах в три косых.
Первую порцию листовок мы расклеили у дверей хлебных магазинов, где с утра, еще до открытия, скапливались громадные очереди. Приходя к открытию, мы могли своими глазами наблюдать, как воспринималась наша пропаганда. Народ читал, народ сочувствовал»
Александр Воронель. «Личный опыт соучастия в истории»
В 1946 году 14-летний школьник Александр Поляков и семеро его одноклассников решили начать собственную борьбу с "обуржуазившейся партийной верхушкой" СССР. Революция в их сознании произошла после знакомства с Геней Гершовичем из параллельного класса — в его доме на полках стояли книги, оставшиеся от репрессированного отца. Программу для протеста почерпнули в найденном у Гершовича собрании сочинений Ленина, изданном в 1929 году и еще содержавшем впоследствии вычищенные комментарии, разъяснявшие детали программ партийных оппозиций 20-х годов.
В течение шести месяцев Поляков и его друзья делали от руки листовки и расклеивали их на дверях челябинских магазинов — там, где в очередях собирались главные, по их мнению, жертвы произвола советской власти — жившие впроголодь рабочие Челябинского тракторного завода. Через какое-то время группа решилась перейти на подпольную печать и даже приступила к сборке станка, но в мае 1946 года все участники были арестованы. Поводом для ареста стал донос одноклассника и одного из членов группы — в самом начале следствия с ним была организована очная ставка, после нее отрицать участие в "контрреволюционной деятельности" стало бессмысленно. Но даже это не сломило дух сопротивления: Поляков согласился признаться в совершенных действиях, но отказывался соглашаться с их интерпретацией. Следователь, которому он изложил социал-демократическую программу их группы, в отчете назвал это "противоестественной симпатией к германскому фашизму" — Поляков подписывать показания отказался.
Суд состоялся в июле 1946 года. Шестерых участников отпустили еще до суда — им к этому времени не исполнилось 14 лет. Для 14-летних Полякова и Гершовича прокурор попросил условный срок, но судья назначил максимальное наказание — три года детской исправительной колонии. Из трех лет в Атлянской колонии для несовершеннолетних они провели четыре месяца: в ноябре 1946 года по решению Верховного суда они были освобождены — за подростков заступился отчим Полякова, герой Второй мировой войны.
После освобождения родители потребовали от Полякова забыть про гуманитарные науки (и особенно про историю) и сконцентрироваться на чем-нибудь вроде математики или физики. Поляков (взявший после освобождения фамилию отчима Воронель) требование выполнил: в 1954 году окончил с отличием физический факультет Харьковского университета. К просветительской и правозащитной деятельности он вернулся только через десять лет, приняв участие в движении по защите Андрея Синявского и Юлия Даниэля. В 1972 году он основал самиздатский журнал "Евреи в СССР", в 1975-м, после нескольких лет борьбы за выезд, эмигрировал в Израиль, где живет до сих пор.
АРЕСТ
Ирина Пиотровская,
16 лет
Арест:
Саратов, 1941 год
Приговор:
5 лет + 8 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Приволжский железнодорожный исправительно-трудовой лагерь; Береговой исправительно-трудовой лагерь
«Мама попросила купить продукты, я пошла в магазин и больше уже не вернулась...
Выхожу из магазина, ко мне подходят два парня, очень похожие друг на друга ("гороховые пальто"), и предлагают: мы тебя подвезем. Я говорю: "Не нужно, я тут рядом живу". А они меня как-то очень ловко взяли в объятия и впихнули в машину. Я подняла страшный крик. "Ты не кричи, сейчас тебя спросят кое о чем и вернут домой". Я говорю: "Мама ничего не знает, будет волноваться". "Ничего, мы сами позвоним". Мне стало интересно... Приключение!
Меня привезли к дому на ул. Дзержинского, как во всех городах, мы въехали в ворота, и они за мной закрылись. Сначала меня повели в баню, а у меня косы огромные, заставили мыть волосы (дома втроем мне мыли), дали какой-то маленький кусочек мыла. Сделали прожарку белья, все пуговицы сорвали, потом повели снимать отпечатки пальцев. Я недоумевала: зачем? Сделали фотографии в профиль и анфас. И в камеру. Я вошла, там сидели три человека, взрослые женщины. Они стали спрашивать, что случилось, почему ребенок в камере? Я ничего не понимала и заплакала. Через несколько часов в камеру стали набивать людей, вновь арестованных. Одну женщину привезли прямо в кухонном фартуке, ей сказали, что отвезут на свидание с мужем. От них, прибывших, мы узнали, что началась война. Это было 22 июня 1941 года»
Ирина Пиотровская-Янковская. «15 лет трагедии за прочитанное стихотворение Есенина»
16-летняя Ирина Пиотровская была арестована 22 июня 1941 года. Аресты ее одноклассников продолжались с начала весны — поводом стал организованный ими кружок, изначально математический, но постепенно превратившийся в место для обсуждения самых разных вопросов, вплоть до чтения старых изданий Ленина и сравнения их с более поздними. Об этом кружке один из его участников рассказал дома: отец, работник НКВД, предложил сыну рассказанное записать — так кружок стал антисоветской группой. Пиотровскую задержали после того, как один из уже арестованных членов кружка на допросе упомянул, что однажды она читала стихотворение Есенина.
Пиотровскую и ее одноклассников судил военный трибунал: помимо участия в организованной террористической группе им инкриминировалась попытка покушения на Сталина. Одноклассники Пиотровской получили по 10 лет, она сама - 5.
Первый срок Пиотровская отбывала в Приволжском железнодорожном ИТЛ. Прежде здесь жили немцы, и волы до сих пор понимали только немецкую речь. В бригады распределяли по статейным признакам, и Ирина оказалась вместе с другими политзаключенными. Поскольку все они были слишком слабы даже для работ средней тяжести, а оставаться без дела в лагере не разрешалось, для них изобретали бессмысленные наряды. Например, требовали черпать воду с одной стороны ручейка и переносить на другую или собирать по всей зоне разбросанные камни в привязанные на пояс котелки для пищи и ссыпать в кучу — на следующий день камни раскидывали и все повторялось сначала.
Срок Пиотровской-Янковской закончился в июне 1946-го, но выпустили ее только в августе 1947-го: велели "посидеть" до особого распоряжения. Проведя год на свободе, она была арестована в рамках "второго набора": повторно забирали тех, кто уже отбыл срок по 58-й статье. Второй раз ее судило Особое совещание при НКВД, называемое "тройкой": не предъявляя никаких новых обвинений, Пиотровскую приговорили к 8 годам лагерей. На этот раз ее отправили в Магадан, где до 1953-го года содержали в Берлаге, в специальном "бараке троцкистов" — обычно туда отправляли шпионов, террористов и диверсантов. Пиотровская была освобождена 15 октября 1955 года, 28 марта 1956 года она была реабилитирована.
СЛЕДСТВИЕ
Израиль Зекцер,
16 лет
Арест:
Пермь, 1945 год
Приговор:
3 года ИТЛ
Место отбывания наказания:
Отдельный лагерный пункт №1 в Перми
«На допросах физические воздействия ко мне не применялись, и сокамерники также не жаловались. Только однажды "гражданин Хецелиус" не выдержал моего упорства и подскочил ко мне с кулаками, но сдержался. На допросах мы вели с ним в основном идеологический спор.
Я не скрывал свои "антисоветские" взгляды, но утверждал, что я прав. Полковник аккуратно записывал мои ответы, вставляя такие слова, как "злостно", "с целью очернить советскую власть" и т. п. Я же, подписывая каждую страницу, заставлял их вычеркивать. Но всю ответственность за нашу "партию" я брал на себя.
Так и трудились мы дружно, пока не поссорились при попытке выдавить из меня признание о руководстве мной со стороны взрослых. Когда я гордо заявил, что до "всего" додумался сам, изучая нашу действительность, Хецелиус уверил меня, что я еще молокосос и что он с удовольствием бы снял с меня штаны и всыпал бы по первое число. На что я вскочил возмущенный и изрек: "попробуйте!" <...> После этого попытки навязать мне взрослого руководителя прекратились»
Израиль Зекцер. «Из воспоминаний»
Израиль Зекцер родился в Ровно, в 1939 году после заключения пакта Молотова — Риббентропа и раздела Польши он оказался советским гражданином, в 1941-м после нападения Германии был эвакуирован сначала в Киев, а затем в Пермь. К концу войны Зекцер уже был комсомольцем и пионервожатым, всеобщая победная эйфория укрепила его патриотизм, а вместе с ним и желание сделать советскую жизнь еще лучше. Осенью, уже учащимся выпускного класса, он вместе с четырьмя одноклассниками организовал "Новую коммунистическую партию обновления". Четкой программы у партии не было, только желание уничтожить повсеместный блат и построить действительно социалистическое общество. Посредством пропаганды и агитации они надеялись привлечь в свои ряды больше людей, но до этого не дошло: партия просуществовала всего два месяца, после чего двое участников написали донос на оставшихся двоих.
6 декабря 1945 года Зекцер был арестован и помещен во внутреннюю тюрьму НКВД на 7 месяцев с перерывом на месяц психиатрической экспертизы. Зекцер был признан вменяемым, "несмотря" на то, что продолжал утверждать, что в СССР социализма нет. Следующие несколько месяцев следствие безуспешно потратило на то, чтобы выбить из подростка несуществующие имена "взрослых" организаторов партии. В июле 1946 года Особым совещанием при МВД он был признан виновным а "антисоветской деятельности" и приговорен к трем годам лагерей (следователь просил пять).
В лагере Зекцер быстро попал в "привилегированную" промколонию, где содержали в основном специалистов: не обнаружив способностей к работе руками, он был поставлен на учет наличия сырья и комплектующих для производства — колония производила гвозди, замки и мясорубки. В 1948 году, после окончания срока, вместо справки об освобождении пришло указание отправить его в ссылку в Красноярский край, но помог отец, работавший в Спецстрое НКВД. Задействовав все связи, включая областную прокуратуру, он добился освобождения Зекцера, пусть и с запретом проживания в областных и краевых центрах. Впрочем, на свободе он пробыл недолго: в январе 1949 года он все же получил официальное постановление о направлении в ссылку в Красноярский край. После смерти Сталина Зекцер был амнистирован, после возвращения в Пермь окончил заочное отделение геологического факультета Пермского университета и стал главным метеорологом геофизического треста. В 1989 году он занялся правозащитной деятельностью, а в 1990-м был избран председателем Пермской ассоциации жертв политических репрессий. В том же году он был официально реабилитирован.
ТЮРЬМА
Ольгерд Волынский,
13 лет
Арест:
Ульяновск, 1943 год
Приговор:
5 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
исправительно-трудовая колония для несовершеннолетних «Конвейер»
«Меня мучила сильная усталость от нехватки сна. Днем заключенным спать не дают. Сидишь на прикрепленном к полу табурете, и, как только задремлешь, в дверь стучит надзиратель: держать голову прямо! Если это не помогает, он открывает "кормушку" и грозит карцером. В десять вечера отбой, и можешь ложиться спать, но где-то через час вызывают тебя на допрос. Возвращаешься часов в пять утра, а в шесть — подъем. И снова целый день спать нельзя. Недели за две человек так изматывался, что буквально готов лезть на стену. Во время ночных допросов (это уже было под конец) следователь спрашивал: "Ну что, будешь говорить?" А я: "Я уже все сказал".— "Ну хорошо, ты подремли, а я себе почитаю". И читал газету или книгу, чтобы заполнить время, которое должен длиться допрос. А я клал голову на край письменного стола и спал»
Ольгерд Волынский. «Голос из ГУЛАГа»
В 1942 году на улицах Ульяновска стали появляться расклеенные тетрадные листы с лозунгами "Долой Сталина! Да здравствует Ворошилов!". Их развешивал сын польских коммунистов — члена Коминтерна Яна Любинецкого и Лидии Волынской, сотрудницы секретариата Генриха Ягоды, позже перешедшей в Главлит,— 13-летний Ольгерд Волынский. Его родители были арестованы в 1937 году, сам он отправлен в Ульяновский детский дом; листовки были его личной войной с советской властью. Клея у подростка не было, и самодельные листовки он прилеплял на заборы жеваным хлебом, несколько удалось даже повесить на ворота НКВД. Подобной агитацией он прозанимался месяца три, потом оказалось, что за время ночных вылазок сильно отстал в учебе и, чтобы попасть в среднюю школу, а не в профучилище, нужно вернуться к занятиям: вскоре Волынский забыл про листовки. Не забыл про них НКВД: полгода сотрудники ходили по школам и сравнивали почерки в тетрадях с надписями на листовках. 12 августа 1943 года в детский дом пришел человек в штатском и отвел Волынского в тюрьму.
Ему было предъявлено обвинение в групповой антисоветской агитации и терроре — следователи, воспользовавшись тем, что в это время в город был эвакуирован Верховный Совет СССР, пытались заставить Волынского сознаться, что он готовил покушения на председателя Совета Михаила Калинина. Несколько месяцев допросов ни к чему не привели — Волынский рассказывал лишь о том, что прочитанные книги, в частности "Как закалялась сталь", подтолкнули его к тайной антисоветской агитации, которую он проводил в одиночку. Не добившись никакой новой информации, подростка этапировали в Москву, в Лубянскую внутреннюю тюрьму, но и там он не добавил к своим показаниям ничего нового.
Обвинение в терроре было снято, в начале 1944 года за антисоветскую агитацию Волынский был осужден на 5 лет и отправлен в колонию для несовершеннолетних на остров Конвейер в устье Северной Двины. В 1948 году, после окончания срока, Волынский был отправлен этапом в ссылку под Новосибирск, где провел следующие пять лет. В мае 1954 года ему разрешили покинуть ссылку, он переехал в Минск, а в 1958 году в Польшу. В 1981 году, после введения военного положения, он присоединился к антикоммунистическому движению "Солидарность" и занялся распространением оппозиционной литературы.
ПРИГОВОР
Петр Якир,
14 лет
Арест:
Астрахань, 1937 год
Приговор:
5 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Верхотурская режимная колония, Нижне-Туринская колония, 14-е отделение Севураллага
«На одиннадцатые сутки я потерял сознание. Очнулся я в кровати, около меня стояли две сестры, врачиха и начальник тюрьмы. Глухо я услышал:
— Ну, вы, снимаете голодовку?
Я еле-еле покачал головой.
Юры рядом не было. Он, видимо, был в какой-то другой больничной камере. Меня начали искусственно кормить. Сопротивляться я не мог. Мне делали питательные клизмы, через нос вливали бульон, в вену кололи глюкозу. С каждым днем я чувствовал себя все лучше и лучше.
На 18-й день в палату зашел начальник тюрьмы еще с каким-то человеком и поднес мне к глазам кусок бумаги в пол-листа, расчерченный пополам.
Наверху было написано: "Постановление ОСО при НКВД СССР".
В левой графе: "Слушали дело по обвинению Якира П. И.".
В правой графе: "Постановили: как СОЭ приговорить к 5 годам исправительно-трудовой колонии".
Внизу подпись: "председатель", и красными чернилами фамилия.
Моя просьба была удовлетворена — меня осудили»
Петр Якир. «Детство в тюрьме»
Петра Якира арестовали 18 сентября 1937 года в Астрахани, куда он с матерью был выслан как сын изменника родины после ареста и расстрела отца Ионы Якира, командующего войсками Киевского военного округа. На первом допросе 14-летнему Якиру было предъявлено обвинение в пропаганде анархических идей Бакунина, Карелина и Кропоткина среди учащихся школы, в которую он успел проходить всего три дня, а также в организации вместе с двоюродным братом Юрием Гарькавым анархической конной банды, для тренировок которой они якобы ездили в калмыцкие степи. Юрия Гарькавого, сына репрессированного командующего войсками Уральского военного округа Ильи Гарькавого, арестовали полтора месяц спустя. Следствие продвигалось медленно, подростков почти не допрашивали. В январе 1938 года тюремное начальство запретило передачи от родственников и покупки в тюремном ларьке для заключенных по политическим статьям, в том числе и несовершеннолетним. Петр Якир подговорил своих сокамерников на первую голодовку, сформулировав два требования: разрешить передачи и покупки в ларьке и вызвать следователей для объяснения состояния дел подследственных. Голодовка продлилась четыре дня, передачи и ларек разрешили, и через несколько дней Петра Якира и Юрия Гарькавого вызвали к следователям, которые дали им на подпись бумаги об окончании следствия, все материалы которого заключались в стенограммах их допросов. Тем не менее ситуация не изменилась: следующие два месяца подростки ждали приговора, но дело не двигалось.
В апреле 1938 года Петра Якира за грубый ответ начальнику тюрьмы отправили в карцер на пять суток; вернувшись, он предложил устроить еще одну голодовку с требованием осудить их или выпустить из тюрьмы. На этот раз поддержал ее только двоюродный брат. Голодовка продлилась 11 дней и закончилась вынесением приговора: Особое совещание при НКВД назначило Петру Якиру и Юрию Гарькавому по пять лет исправительно-трудового лагеря. Первую часть этапа они прошли вместе, потом их разделили — Петра отправили в Верхотурскую режимную колонию, Юрия — в лагерь в Коми. В мае 1939 года Петр предпринял попытку сбежать из заключения, но после трех суток блужданий по лесу наткнулся на облаву. После побега был отправлен в Нижне-Туринскую колонию с более строгим режимом, а оттуда — в 14-е отделение Севураллага.
В 1942 году Якира освободили и, как владеющего немецким языком, направили во фронтовую разведку, но в 1945 году снова арестовали по обвинению в контрреволюционной пропаганде и разглашении государственной тайны, приговорив к восьми годам. В 1953 году он был освобожден, в 1955-м — реабилитирован. В 1969 году вместе с Виктором Красиным Петр Якир создал Инициативную группу по защите прав человека в СССР, в 1970-х участвовал в работе над "Хроникой текущих событий".
СУД
Всеволод Горшков,
16 лет
Арест:
Павлово, Горьковская область, 1943 год
Приговор:
10 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
ОЛП N6 под Вязьмой, ОЛП в Медвежьих Озерах, Бийский лагерь, Чистюньское лагерное отделение, лагерь Усольгидролес
«Я вел себя не лучшим образом, и даже тогда, когда адвокат задал наводящий вопрос: "Кем из русских писателей вы увлекались?", имея в виду, что я назову Герцена с Огаревым и Чернышевского, и их влиянием можно будет хоть как-то оправдать мое стремление к бунтарству и правдоискательству, я, не догадавшись об этом, брякнул:
— Пушкиным, Тургеневым, Чеховым.
Как я мог изменить этим именам, когда на Лубянке десять раз подряд прочел тургеневский рассказ "Лес и степь"?
Когда заслушивались стороны, прокурор потребовал для меня как руководителя группы высшей меры наказания. Члены суда не уходили на совещание, а только пошептались между собой, и вот все встали. Зачитывается приговор:
— Учитывая несовершеннолетний возраст преступника...
Я слышал это как будто издалека, как-то приглушенно, вовсе не догадываясь, что это касается меня, сосредоточившись на том, чтобы вот они, эти трое из трибунала, и этот, слева, прокурор Дорон, только что требовавший для меня расстрела, не догадались, что мне страшно.
— Десять...
Это не роковое, это волшебное число. Дрожь в коленях прекратилась мгновенно, будто оборвалась»
Всеволод Горшков. «Мне подарили мою жизнь»
В 1941 году павловский школьник Всеволод Горшков, увлекшись рассказами Михаила Зощенко и Антона Чехова, решил с друзьями делать рукописный юмористический журнал "Налим". Первые номера журнала действительно были юмористическими, но дальше от выпуска к выпуску "Налим" становился все мрачнее — вместо замысловатых виньеток на обложке появился черный силуэт Некрасова и эпиграф "Мало слез, да горя реченька, горя реченька бездонная", а место забавных рассказов и анекдотов заняли размышления о свободе слова и критика политики Сталина. Самым мрачным и антисоветским стал осенний номер 1943 года — для него Горшков написал поэму о салюте в Москве в честь освобождения Харькова "Разговор на одной из московских улиц вечером 23 августа 1943 года", в которой критиковал военное руководство СССР, допускавшее множество ошибок из-за отсутствия в стране демократии.
1 декабря 1943 года по доносу одноклассника Родиона Денисова, взявшего почитать несколько номеров журнала, 16-летний Горшков был арестован и доставлен в Нижний Новгород в Горьковскую тюрьму. Ему было предъявлено обвинение в антисоветской агитации, за которым последовало несколько месяцев допросов — следователи хотели знать имена взрослых, которые руководили подростком, отказываясь верить, что он самостоятельно смог организовать подпольный оппозиционный журнал. Не добившись нужной информации, НКВД этапировал Горшкова в Москву в Лубянскую внутреннюю тюрьму, где допросы мало чем отличались от допросов в Горьком, зато изменились условия содержания. Если раньше он сидел в камере один, то на Лубянке его переводили из камеры в камеру — его сокамерниками периодически оказывались репрессированные профессора и ученые, потихоньку занимавшиеся образованием несовершеннолетнего подследственного. В начале мая 1944 года следствие о деле журнала "Налим" был завершено, а 13 мая над Всеволодом Горшковым и двумя его друзьями-соавторами начался суд. Прокурор требовал для Горшкова, как для руководителя антисоветской группы, высшей меры наказания, но суд вынес приговор — 10 лет исправительного трудового лагеря. Горшков был отправлен в отдельный лагерный пункт N6 под Вязьмой — восстанавливать взорванный немцами при отступлении аэродром, затем в отдельный лагерный пункт в Медвежьих Озерах — рыть траншеи для нового военного аэродрома, затем, после достижения совершеннолетия, в лагерь под Бийск. Летом 1945 года у Горшкова началась дистрофия, но спас следующий этап — по пути в Чистюньлаг местные жители угощали заключенных ряженкой и жареной картошкой. Зимой 1951 года новый этап — в лагерь Усольгидролес под Пермью, занимавшийся обеспечением древесиной строительства Сталинградской гидроэлектростанции.
В том же году вошло в силу распоряжение об освобождении по зачетам — за выработку плана на 125% один день заключения засчитывался за три. Горшков попал в бригаду к советским военным, арестованным после освобождения из немецкого плена, сроки у всех были от 15 до 20 лет лагерей, и бригадир предложил в первую очередь записывать выработку Всеволоду, которому до конца срока оставалось меньше двух лет, а остаток делить между членами бригады. Так Горшкову удалось сократить срок на год — и 29 декабря 1952 года он был освобожден.
ЭТАП
Виктор Булгаков,
17 лет
Арест:
Москва, 1953 год
Приговор:
25 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Минеральный лагерь
«Пятый ОЛП, ОЛП-пересылка. Здесь ты впервые переоделся в арестантскую одежду и стал з/к NB-2-524, не имеющим права выходить из барака и перемещаться по зоне без номера, закрепленного на установленном месте, и так, чтобы было отчетливо видно. Установленным местом была спина. Ты сам пришивал номер к х/б б/у и к бушлату — в установленных местах. На твои длинные ноги нашлись одни совсем старые брюки, у которых одна штанина была надставлена большим куском выгоревшей, почти белой ткани, а другая — маленьким и более темным. Зато гимнастерку можно было одевать навыпуск, под ремень, который разрешили оставить. И старая изломанная матерчатая фуражка тоже выглядела почти как ленинская кепка. <...>
Люди разного возраста, разного воспитания, разного круга, наконец, только что оглушенные практически пожизненным сроком, как и все, подсчитавшие слабые возможности попасть на строительство "тяжелых" объектов, где дают "зачеты": день за два, день за три, а на урановых рудниках даже день за шесть; как и многие, сохранившие тайную надежду на маленькое индивидуальное чудо,— вы в первый же день, к первым же смелым и чистым людям подходили с одной меркой: годен ли для борьбы»
Виктор Булгаков. «Письма из юности»
В декабре 1951 года группа московских старшеклассников объединилась в "Армию революции". Опираясь на работу Владимира Ленина "Государство и революция", подростки разрабатывали программу переустройства страны, отклонившейся от правильного пути. Участники "Армии революции" собирались почти полтора года, но в ночь с 4 на 5 марта 1953 года по доносу был арестован один из них — 17-летний студент журфака Виктор Булгаков. О смерти Сталина он догадался по траурным гудкам заводов, доносившихся в кабинет следователя.
Булгакова допрашивали 20 суток, все это время практически лишая сна. Следователь хотел знать имена взрослых, подтолкнувших подростка к антисоветской деятельности. Булгаков утверждал, что в детстве его агитировала бабушка, которая умерла десять лет назад, на требования назвать имена членов "Армии революции" — молчал. Другие участники группы так и не были найдены. Суд над Виктором Булгаковым состоялся 1 июня 1953 года, приговор — 25 лет трудовых лагерей.
Оказавшись в Минлаге под Интой, Виктор Булгаков вызвался работать в угольной шахте — хотел попробовать на себе самый сложный труд. Оказалось, что, несмотря на ужасные условия работы, шахта давала свободу — надсмотрщики без лишней необходимости не спускались под землю, где заключенные были предоставлены сами себе. Все это время родные Виктора писали письма в разные инстанции, прося о пересмотре дела, в 1955 году он решил действовать самостоятельно и написал письмо председателю Президиума Верховного Совета СССР Клименту Ворошилову. Просьба о пересмотре дела неожиданно подействовала — Булгакова вызвали в Москву на переследствие, а 21 апреля 1956 года освободили и реабилитировали. Однако через три года за ним снова пришли — вскрылась тайная организация в Интинском лагере. Виктора Булгакова продержали полтора месяца в Институте судебной психиатрии имени Сербского, потом в СИЗО, и 3 августа 1959 года освободили с формулировкой: "за давностью действия утратили характер преступления".
ЛАГЕРЬ
Илья Шмаин,
18 лет
Арест:
Москва, 1949 год
Приговор:
8 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Вятский исправительно-трудовой лагерь
«Я приехала в главное управление лагеря, обратилась к начальнику с просьбой дать свидание.
— А кем вы приходитесь осужденному? — спрашивает.
— Женой.
— Какая жена! — возмутился начальник, заглянув в мой паспорт.— Когда его посадили, вам всего 14 лет было! Или около того.
— Ну невестой.
— А такой категории нет.— И отказал мне в свидании.
Я вышла на крыльцо в полном отчаянии. Проделать зря такое путешествие! Мама с папой дома в обмороке... Села на ступеньки и стала плакать.
И тут произошла до некоторой степени святочная история. Дело в том, что за год до этого Илья прислал к нам в Москву вольнонаемного техника лесного производства, с которым они где-то по работе общались. Ему надо было быть в Москве по своим делам, а жить негде. Вот он и гостил у нас две недели. Надо сказать, малоприятный был молодой человек. <...>
И вот прошел год, сижу я на ступеньках и плачу. Подходит офицер КГБ (я в нем сначала не узнала нашего гостя), здоровается и спрашивает:
— Что вы плачете?
— Вот, свидания не дали...
— Ой, какие пустяки! Вы меня не узнаете? Давайте вашу бумажку.
Взял мое заявление и через две минуты вышел с подписанным разрешением. И я поехала в ОЛП»
Мария Житомирская, интервью журналу «Истина и жизнь», 2005 год
В 1946 году 16-летний девятиклассник Илья Шмаин, сын режиссера Ханана Шмаина, вступил в "кружок Кузьмы" — так называла себя компания друзей, собиравшаяся по выходным на квартире 18-летнего студента Анатолия Бахтырева по прозвищу Кузьма для обсуждения художественной и религиозной литературы. В январе 1949 года компания была арестована --дружеские встречи и разговоры о Достоевском, Уитмене, Ромене Роллане, Рамакришне и Христе были расценены как "антисоветская организация". Дело было сфабриковано по доносу Феликса Карелина, сына чекиста Владимира Карелина, расстрелянного в 1938 году и принимавшего участие в деле Якира, Уборевича и Тухачевского. Феликс Карелин был внедрен в "кружок Кузьмы" в 1946 году в качестве осведомителя. Спустя год он организовал несколько встреч, предложив обсудить постановление ЦК о журналах "Звезда" и "Ленинград", из-за которого Анна Ахматова и Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей СССР, и выступления академика Трофима Лысенко против генетики. Эти обсуждения были записаны и стали основанием для ареста участников "кружка". В октябре 1949 года участникам был вынесен приговор: Илья Шмаин был приговорен к восьми годам, Анатолий Бахтырев, "как лидер",— к десяти. Осужден был и сам Феликс Карелин, успевший к тому моменту написать официальное заявление в НКВД о "прекращении сотрудничества" и предупредить членов "кружка" о грядущем аресте — по его словам, под влиянием "кружка" он пережил религиозное откровение. Под следствие попала не вся компания: так, например, Мария Житомирская, пришедшая к Кузьме в 14 лет, осталась на свободе — в 1953 году она приедет к Илье Шмаину в Вятлаг, в 1954 году, после освобождения Шмаина, они поженятся. Освобождения всех участников "кружка Кузьмы" добились родители — после смерти Сталина они подали кассационную жалобу, и с группы были сняты все политические обвинения. Спустя почти десять лет после освобождения Илья Шмаин крестился, с 1970 года стал вести домашний богословский семинар, в 1975 году они с Марией Житомирской эмигрировали в Израиль, а в 1980-м в Париже он был рукоположен в священный сан архиепископом Георгием (Тарасовым). В этом же году Феликс Карелин, после освобождения организовавший в Москве "Домашнюю богословскую академию" и предсказывавший наступление эпохи "православного коммунизма", выступил в качестве свидетеля обвинения по делу священника Глеба Якунина, обвиненного в "антисоветской агитации". О. Илия Шмаин вернулся в Россию в 1997 году, его последней службой стала панихида по узникам советских лагерей у Соловецкого камня на Лубянке в 2001 году.
СПРАВКА
Юрий Чирков,
15 лет
Арест:
Москва, 1935 год
Приговор:
3+5 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Соловецкая тюрьма особого назначения; Ухто-Ижемский исправительно-трудовой лагерь
«В конторе нарядчик посмотрел на меня рыбьими глазами и тусклым голосом сказал, что пришли документы на освобождение с 10 июня. Поэтому надо подготовить к сдаче все лагерные вещи, кроме одежды, и десятого отправиться в УРО (учетно-распределительный отдел управления) получить справку об освобождении.
Это событие дошло до моего сознания значительно медленнее, чем объявление о продлении срока на пять лет, объявленное мне в Соловках в 1938 году. Я некоторое время стоял во дворе зоны, ничего не ощущая, как будто это меня не касалось. Потом медленно пошел на метеостанцию.
Коллеги встретили меня радостными восклицаниями, но, вглядевшись в мое лицо (оно показалось расстроенным), стали обеспокоенно спрашивать:
— Что случилось?
— Мне объявили об освобождении,— невыразительно сказал я. <...>
На другой день я получил в УРО справку об освобождении, где значилось, что "ввиду отбытия указанной меры уголовного наказания он, Чирков Юрий Иванович, с прикреплением к производству Ухтижмлага НКВД до конца военных действий, на основании директивы НКВД СССР и Прокуратуры СССР от 29/IV-42 г. за N155 из Ухто-Ижемского исправительно-трудового лагеря освобожден 10 июня 1943 года. Видом на жительство служить не может. При потере не возобновляется»
Юрий Чирков. «А было все так...»
15-летний московский школьник Юрий Чирков был арестован 5 мая 1935 года. Ему предъявили обвинение в попытке взрыва мостов, в подготовке покушения на секретаря ЦК КП Украины Станислава Косиора и организации покушения на Сталина. Он был признан виновным и приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей. 1 сентября Чирков был доставлен на Соловки.
На Соловках Чиркова определили в лазарет: сначала уборщиком хирургического отделения, затем санитаром терапевтического, еще через какое-то время его взял в ученики хирург Аркадий Ошман, оказавшийся в лагере за то, что на его дне рождения случайно разбили бюст Сталина. Впрочем, учился у Ошмана он недолго — в декабре заведующий библиотекой Григорий Котляревский предложил ему перейти к нему, а заодно заняться своим образованием. За следующий год с помощью старших политзаключенных он освоил школьный курс за несколько классов. В январе 1937 года Котляревского уволили — и Чирков из солидарности отказался продолжать работу в библиотеке. За отказ от выхода на работу его попытались отправить на торфяные работы, но он объявил голодовку. С голодовкой как формой протеста он столкнулся, работая в лазарете: в 1935 году двое заключенных продержались 36 дней, требуя перевести их из изолятора, и их требования были выполнены. За год, прошедший с того времени, режим в лагере заметно ужесточился, и все же требование Чиркова — разрешить ему вместо работы заниматься самообразованием — удовлетворили. Но в мае пришел приказ за отказ от выхода на работу и объявление голодовки переводить заключенных в колонну усиленного режима — в первую же партию был зачислен Чирков. В ответ он снова объявил голодовку — и снова победил, а в конце мая 1937 года все же был на три месяца зачислен в КУР — особый режим для политзаключенных был отменен, и голодовки перестали пугать лагерное начальство. Срок Чиркова закончился в мае 1938 года, но документов на освобождение ему не выдали, а в июле пришло постановление продлить заключение на 5 лет.
Второй срок Чирков отбывал в Ухтижмлаге. В 1939 году он устроился на опытную сельскохозяйственную станцию в Ухте и даже пытался пойти на курсы для получения специальности, но из-за политической статьи получил отказ. Впрочем, это не помешало ему сдать экзамены экстерном и получить специальность техника-гидрометеоролога. 10 июня 1943 года у Чиркова закончился второй срок — и снова ничего не изменилось. Он был освобожден с прикреплением к производству Ухтижмлага до конца военных действий, то есть продолжал жить и работать в лагере, но начал получать за это зарплату и продовольственные карточки. После войны Чирков уехал в Краснодар, поступил на биологический факультет Краснодарского университета и стал начальником агрометеостанции, но в 1951 году был снова арестован в рамках кампании против бывших политзаключенных — поскольку нарушений паспортного режима, дававших основания на новый срок, в его случае выявлено не было, он был приговорен к пожизненной ссылке в Красноярский край. После смерти Сталина Чирков добился пересмотра дела и отмены ссылки, а 10 декабря 1955 года, спустя 20 лет после ареста, был реабилитирован.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Евгений Ухналев,
17 лет
Арест:
Ленинград, 1948 год
Приговор:
25 лет ИТЛ
Место отбывания наказания:
Воркутлаг
«А через какое-то время прошел слушок, что начальство составляет некие списки. Оказалось — списки тех, кто был посажен в несовершеннолетнем возрасте. И в один прекрасный день — как раз светило яркое солнце, были первые дни июня или самый конец мая, не помню,— вызывают меня в штаб. Я подхожу, смотрю — у крыльца трется небольшая группа зэков примерно моего возраста. Стоим, курим, ждем.
Оказывается — суд, потому что все должно быть через суд, иначе никак. Все очень спокойны, никто не рвется вперед без очереди, сидят, греются на солнце. Через какое-то время из здания вышел тщедушный — они все были тщедушными — лейтенантик: "Ну, кто первый пойдет?" Никто не хочет. "Давай ты!" Наконец подошла моя очередь. Я зашел в какую-то комнатку, сидят офицеры — погоны зеленые. Фамилия, имя, отчество, статья, срок, начало срока, день рождения и так далее. Я на все вопросы ответил. Причем все эти данные у них, естественно, были, но таков порядок, куда денешься. "Ладно, идите". Вышел я опять на крыльцо, сижу вместе со всеми. <...> Короче говоря, снова выходит этот щуплый лейтенантик, в руках бумажка. И нас всех освободили. А когда, а что? "Вам объявят". Все еще покурили и разошлись»
Евгений Ухналев. «Это мое»
17-летнего студента Судостроительного техникума Евгения Ухналева арестовали из-за игры. До техникума он учился в средней художественной школе, на переменах 15-летние одноклассники играли в войнушку: половина за красных, половина — за фашистов; "фашистов" помечали случайно найденными в каком-то разрушенном магазине немецкими значками. Об этих играх он уже в техникуме рассказал своему однокурснику Юре Благовещенскому, который проявил к подростковым играм неожиданный интерес и стал убеждать Ухналева, что надо бороться с советской властью, что у него в 1937-м посадили отца и что нужно достать оружие. Они даже ненадолго взяли у какого-то коллекционера браунинг пострелять, но до покупки дело не дошло — через несколько дней Ухналева и пятерых его однокурсников арестовали. Уже перед судом, знакомясь со своим делом, он обнаружил в нем доносы Благовещенского, а спустя какое-то время встретил в тюрьме и того самого коллекционера, у которого они когда-то брали браунинг,— его тоже арестовали по доносу Благовещенского.
Впрочем, игры в войнушку впоследствии рассматривались лишь как "начало подрывной деятельности", главное обвинение было куда серьезнее. По мнению следствия, Ухналев с товарищами собирались рыть подкоп из Ленинграда в Москву, под Кремль и Мавзолей, чтобы взорвать Сталина, а оружием интересовались, чтобы уничтожить ленинградских партийных лидеров. Обвинение казалось Ухналеву абсурдным, но следователь убеждал его, что сделать это не так уж и трудно: для рытья туннелей существуют специальные машины, для организации террористического нападения на ленинградских партийных лидеров достаточно знать их адрес.
Суд приговорил Ухналева и его однокурсников к 25 годам лагерей. Ухналев был этапирован в Воркутлаг. Там он вначале был распределен на работы в шахту, а после того как лагерное начальство узнало, что он рисует, переведен на должность чертежника под руководство бывшего главы советской разведки в Японии Михаила Сироткина, осужденного на 15 лет лагерей как японского шпиона. В Воркутлаге Ухналев узнал, что на соседней шахте работал его отец, осужденный по 58-й статье в том же году, что и он.
Ухналев вышел вскоре после смерти Сталина, в 1954 году, по указу "О порядке досрочного освобождения осужденных за преступления, совершенные в возрасте до 18 лет". После освобождения он вернулся в Ленинград, в 1959 году был реабилитирован, спустя восемь лет, в 36 лет, стал главным архитектором Эрмитажа, а в начале 90-х — одним из соавторов герба Российской Федерации.
0
75.00
