ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 7, 2016

— Думаю, я в прошлой жизни уже имел семью, детей, сейчас мне это просто неинтересно. Это животный инстинкт. Лама Докшит говорит: «У любого животного два инстинкта: размножение и доминирование — всё, остальное вытекает из них».

***

Монастырь, по сути, — самострой. Он вырос на высоте почти 900 метров на горе Качканар 21 год назад. Первый камень монастыря на этой богатой, но бесхозной на тот момент земле заложил 15 мая 1995 года Михаил Васильевич Санников — бывший кагэбэшник, «афганец», которого занесло изучать буддизм в Иволгинском дацане в Бурятии. Его учитель указал место на горе, где должен появиться первый на Урале буддистский монастырь. Его нарекли «Шад Тчуп Линг» — «Место практики и реализации».

Санников принял монашеские обеты под именем ламы Санье Текзита Докшита. Вокруг ламы начали собираться ученики: сейчас при монастыре живет человек десять, кто-то на постоянной основе, кто-то наездами. Всего в буддистской общине числится около 100 человек, членский взнос — 300 рублей в месяц.

Дальнейшее существование этого монастыря теперь под вопросом: до мая он должен быть снесен по решению суда.

В горе, на которой монастырь стоит, — титаномагнетитовая руда, ее собирается добывать Качканарский горно-обогатительный комбинат.

Это называется «Собственно-Качканарское месторождение».

В Качканар жизнь пришла именно благодаря руде: в 1957 году здесь началась ударная комсомольская стройка, построили горно-обогатительный комбинат. Сейчас комбинат обеспечивает сырьем Нижнетагильский металлургический комбинат и другие заводы Урала.

До сих пор комбинат разрабатывал Гусевогорское месторождение, но сейчас его ресурсы на исходе: хватит лет на 20—25. Этот типичный моногород может спасти только другое богатое месторождение — и это как раз оно, «Собственно-Качканарское».

О покоящемся в чреве горы богатстве было известно еще с XVIII века, разведывать начали в 1930-е, но гора долго стояла нетронутая, пока в начале нулевых акции ГОКа не купила корпорация «Евраз» (большим пакетом акцией владеют структуры Романа Абрамовича). По проекту, чтобы дотянуться до руды, надо раскопать всю гору Качканар, монастырь попадет в санитарно-защитную зону предполагаемой разработки. Проект руководство комбината отказывается корректировать — на него выделены миллиарды.

Разработка месторождения все откладывается, и уже не первый год: из-за кризиса землю пока не тревожили. Но все понимают: она неминуема. Рано или поздно начнется.

Тяжбы между буддистами и комбинатом идут уже пятый год. Были попытки примириться: полтора года назад на совещании в администрации Качканара буддистам предложили перекочевать на соседнюю гору — Мохнатку, даже оформили договор на пользование землей на 49 лет. Но почти сразу после совещания департамент лесного хозяйства Свердловской области подал в суд на Санникова как на главу религиозной общины — и выиграл.

***

О самом учителе — ламе Докшите — известно очень мало. По сути, только то, что он сам о себе рассказывал. Он не коренной качканарец, родился в Удмуртии — дальше по жизни мотало. Служил, как говорит, в госбезопасности, в 81-м поехал по контракту в Афганистан — командиром диверсионно-разведывательной группы. Рассказывает, что одной из главных задач его группы было уничтожение караванов с оружием, шедших к моджахедам из Пакистана. Но, как писали уральские газеты (с его, опять же, слов), однажды увидел в прицел слезу в глазах навьюченной оружием лошади… и выстрелить не смог. Был разжалован, работал несколько месяцев в морге в Перми, экстерном выучился в Нижнетагильском художественном училище, успел поработать коком на Камском речном флоте… Потом вдруг поехал в Иволгинский дацан в Бурятии и поступил на факультет буддистской Тантры. Ездил в Монголию, даже хотел там остаться. Ну а дальше вы знаете — учитель указал на карте место, где будущий лама должен был возвести монастырь.

Биография Санникова настолько невероятна, что у многих вызывает сомнения. Как выяснилось, даже рассказы про афганский период его жизни трудно проверить. В Качканаре есть Афганское боевое братство, его руководитель Дмитрий Порываев познакомился с Санниковым в 90-е и говорит: никогда не обсуждал с ним времена Афгана. Пожимает плечами: даже если делать официальный запрос, документы о службе Санникова могут быть засекречены, раз он был связан с органами госбезопасности.

Порываев говорит:

— Не мусоля тему Афгана, по делам посмотрите: я его принимаю как мудрого дедушку. Чтобы такое делать, надлом должен быть какой-то. Как правило, туда и идут надломленные: либо они на грани, либо уже в пропасти.

***

Судебное решение о сносе монастыря сделало буддистской общине хорошую рекламу. Турпоток возрос в разы: многие, даже не знавшие прежде о существовании буддистского монастыря на Урале, спешат увидеть его последние дни. Паломничество на гору стало модным. Многие приезжают компаниями, не забыв даже захватить мангал. Особо ушлые турагенты подсуетились и возят людей из других городов.

До монастыря ползти 8 заснеженных километров в гору. У подножия горы зияет дыра Западного карьера Гусевогорского месторождения: если подняться повыше, можно увидеть карьер сверху, со смотровой площадки — под нами 200 метров бездны: снующие БелАЗы кажутся точками. Бесконечный серпантин, опоясывающий карьер, дает понять, как упорно, годами ГОК вгрызался в эту землю.

По обочинам протоптанной дороги «паломники» оставляют послания, пока не заметенные снегом: «Варя, Оля — Пермь. Мы ушли беременеть», «Здесь был Екатеринбург».

На самой вершине, на голой белой земле тебя встречают расписные ворота. Прямо по курсу — ступа Пробуждения, специальное ритуальное сооружение, вокруг которого люди ходят и читают молитвы. Двухэтажные жилые домики покрыты толстой коркой льда, один из домов охраняет вылепленная из снега раскрашенная обезьяна — осталась с празднования Нового года.

Всех путников пускают в гостевой дом свободно, без лишних вопросов. Тело сладостно искалывают иголки тепла, когда, наконец, попадаешь в помещение с мороза. В полумраке на полу сидят человек 40, плечом к плечу, через стол курсируют стаканы с чаем — и беседа. Шуршание комбинезонов. Валенки сушатся на печи. У стены — советский обшарпанный стеллаж, на полках сосед­ствуют Пелевин и Кастанеда, литература о буддизме и книга «Русское оружие». На подоконнике — диплом ламе за оказанную помощь в проведении супертурнира «Золотая осень — золотая гиря». Стикеры-напоминалки: «Попросить пилу и арматуру», чей-то телефонный номер с подписью: «Хочет отдать землю под монастырь», список продуктов. Рядом с окном приклеен простенький мобильник — его нельзя сдвигать с этой точки, иначе он потеряет Сеть. Звонят, включая громкую связь:

— Здравствуйте, это храм?

— Да, вы правильно дозвонились.

— Хотим завтра к вам приехать — две девочки и мальчик, что привезти?

— Морковку, лук, саморезы на шесть­десят.

Часть помещения выделена под кухню. Небольшая газовая плита, Вита­лик мешает густую гороховую кашу. Добавляют тушенку.

— Вегетарианцы к нам тут приходили: половина отказалась есть, половина — отказалась от вегетарианства.

Перед едой читают сутру сердца, сложив руки в молитве. Первую ложку себе, вторую — подношение всем живым существам — в отдельную тарелку.

— Будешь чай?

— Нет, я пока немного в астрал загляну.

После ужина в истоме гости монастыря растекаются у стен, музыканты наигрывают на диковинных инструментах, девушки с закрытыми глазами покачиваются в такт.

Разговариваем с Виталиком: он открывается сам, без лишнего нажима.

— По-хорошему — мы живем, чтобы нормально умереть. Кто не подготовится, тот будет перерождаться много раз.

На шее у него две татуировки — подкова и атом. На руке было набито еще в «мирское» время: «Fuck you». Приехали журналисты из города, фотография с татушкой попала в интернет: Виталик сидит там рядом с ламой. Лама попросил что-то сделать с надписью. Теперь на руке у Виталика «Luck you». Удачи.

Самого учителя в выходные в монастыре нет: он спустился с горы, поехал в Пермь к брату. Но его ученики охотно рассказывают о нем. Героическая биография ламы надежно укоренилась в головах его последователей. Может, даже дала дополнительные побеги.

— Учитель у нас, мягко говоря, своеобразный: он вояка, семь с лишним лет отслужил в армии, был командиром диверсионно-разведывательной группы, его группа убила шесть с половиной тысяч человек, — говорит с восторгом Виталик. — При этом в его группе никто не погиб. Моджахедов уничтожал.

Ну, снайпер он вообще. Поэтому первый месяц попадал в меня предметами четко — зажигалку мог кинуть, уголочком — в нерв прямо.

— Потом я просек фишку, что можно, что нельзя, и — главное — как правильно.

Еще один ученик подхватывает наш разговор — Святослав, с густой бородой, в очках, одет в тельняшку и лыжные штаны с подтяжками. Святослав из поселка Лесной, недалеко от Качканара, ходит на гору уже два года, иногда остается пожить.

— Лама Докшит говорит: «У нас тут дедовщина». Дед — это он. У него своих четверо внуков, возможно, даже больше. Семь детей. Ой, девять даже! Возможно, даже в Африке. Сейчас-то он уже, конечно, все… Старшие два сына сюда приезжают надолго, дочь тоже.

В 11 вечера по расписанию — отбой. Столы отодвигают в сторону, раскладываются на полу кильками, в спальниках — впритык друг к другу. Виталик считает до трех и гасит свет.

— Обстановка спокойная, готовимся к отбою, — сообщают по громкой связи ламе, когда тот звонит.

И нас всех, лежащих тесно на полу в спальниках, накрывает это спокойствие. Мы такие крохотные на этой вершине, под засыпанным звездами небом. Ламы нет в доме, но он нас как будто охраняет.

***

Внизу, под горой, на комбинате и дочерних предприятиях работают 6 тысяч качканарцев. Кто не работает — те мечтают там работать. Но берут не всех. Население города — около 40 тысяч.

В начале года руководство комбината подготовило проект указа о снижении зарплат на 15% (а они в Качканаре, между прочим, самые большие для добычи — в среднем 48 тысяч рублей) и сокращении 500 сотрудников. Профсоюз комбината (а он тут очень сильный) собрал два митинга, отбил попавших под сокращение. Но все равно 150 сотрудникам предложили уйти «по собственному», это в основном пенсионеры.

— Людей просто выставили на улицу! Это завтрашний криминал! — жестко говорит председатель профсоюза Анатолий Пьянков. — Завтра и на предприятии будет воровство, потому что эти мужики знают, что взять. Мы создаем ситуацию в городе очень нехорошую. Нам говорят, что сегодня кризис, а мы в том году сделали 59,3 миллиона тонн по сырой руде, в этом запланировали 58,8. Объемы не снижаются, на каком основании нам говорят: «Работник, поделись заработной платой»?

Сейчас многие обвиняют Пьянкова в популизме: мол, нарабатывает себе имя, чтобы идти в Заксобрание Свердловской области. Он отмахивается: блеф, куда он уйдет с родной земли, на которой его мать была первопроходцем? Пьянкова на комбинате уважают: он коренной, в отличие от уже третьего за последнюю пару лет руководителя комбината.

Руководство рабочие костерят и за то, что оно не решает проблему разработки нового месторождения. Большой холдинг «Евраз» вкладывается в другие свои предприятия, а с разработкой в Качканаре тянет.

— Мы сегодня или закрываем комбинат, или даем жить 10 буддистам, — описывает ситуацию председатель проф­союза. — Никто внимания не обратил, когда он заселился там один. Ну ладно, ну живет какой-то бомж. А потом — опаньки! — там, оказывается, храм, буддисты, черт его знает что — и на всю Россию вынесли проблему. Я не против таких ребят, я иногда их в тайге встречаю: живут они скитами своими, никому не мешают. Но здесь интересы города!

***

Здесь Пьянков прав: главный интерес города — успеть занять место на сжимающемся ГОКе. Удержаться там. Такая вот качканарская мечта. И те, кто ухватил эту судьбу за хвост, — общепризнанные счастливчики. Я таких видела.

Второй этаж «Манго» сотрясает свадьба — гуляют молодые, Артем и Наташа. Свежеиспеченный муж работает на ГОКе машинистом экскаватора.

Артем без вопросов приглашает нас на праздник. Беседа увлекает его даже больше зажигательного танца возлюбленной под песню «Наташа, Наташа, ты мое сердце и душа». Он отмахивается:

— Мы уже шесть лет вместе живем, у нас сыну три года, сейчас просто расписаться, наконец, решили.

Вот его трудовой путь: 3 года учился в профессионально-педагогическом колледже, потом 4 года ходил к начальнику уговаривать взять его на должность машиниста. Удача — купили новый экскаватор, взяли этого дотошного парня. А пока работы не было — таксовал. Так, кстати, и познакомился с будущей женой.

— Да я буддистов у нас на ГОКе не встречал ни одного. Но как бы получается, храм этот мешает для нашего расширения. Если начнут разработку — добавят новой техники, меня возьмут и обучат на дизельного машиниста!

Один из гостей неуверенно несет себя в нашу сторону, Артем сообщает: этот не гоковский — гаишник.

— Я вам не разрешаю здесь снимать, я — из ведомства! Мои фотографии не должны никуда попасть!

Подбегает его жена — крупная блондинка с завитушками:

— Сами должны понимать: здесь уже интимное начинается, без посторонних глаз!

Приходится удалиться с праздника.

***

В пятницу, в десятом часу, мы выходим на тихие снежные улицы Качканара. У нас на глазах парни в капюшонах, с битами тормозят машину с тонированными стеклами. Вытаскивают из автомобиля водителя и избивают его. Какие еще развлечения в ночном Качканаре? Один развлекательный центр — «Вечный зов»: караоке, кинотеатр 5D, боулинг и дискотека под названием «Строяк». Есть еще более модное место «Akvarium» — туда наряжаются.

В привокзальном кафе «Автобус» хоть и не аншлаг, но душевные посиделки.

— Лех, ты был в этом монастыре? Какое положительное действие ты ощутил?

Над темным нефильтрованным столом нависли трое — Сергей Сергеевич, Игорь и Алексей. Собрал всех Сергей Сергеевич, самый старший из них: осанистый, с сединой и солидными усами, себя он рекомендует как представителя московского боярского рода, которого занесло в Качканар, потому что недвижимость тут недорогая. Сейчас работает на ТЭЦ, которую тоже выкупил холдинг «Евраз». Его друзья: Игорь — за тридцать, крепкий, лысый — работает на самом ГОКе; Леша, 26 лет, неловкий, смешной, со спутанной челкой — работал на ГОКе раньше.

Сергей Сергеевич рассказывает:

— Со мной работал Сашка, высотник, ну вегетарианец такой был. Поперся он в общем на эту гору. Звонит мне: «Серега, тащи пожрать». Ну я им рюкзак пирожков принес, сахара. Ну зима, плохо, все слопали сразу же. Вообще я к этому отношусь немножко негативно. Не негативно даже — параллельно. Я не верю в это. Я поднимался, осмотрел окрестности — увидел кал животных, грязь… Я же в армии был, я представляю, какая жизнь, когда мужчины одни живут.

— Я вот не смог бы на гору уйти и там выжить, — признается Леха. — Я и на лыжах ходить не умею, да еще бы пришлось животных есть — бобра, ондатру, чё-нибудь такое, что у нас тут водится.

Сергей Сергеич, Игорь и Леха — все трое ловят свою «качканарскую мечту» здесь, внизу, под горой. Не всем она дается в руки.

Леха работал машинистом электровоза на ГОКе. Катился по жизни ровно, но дернул стоп-кран: влюбился.

— У меня все хорошо было: работал, снимал квартиру, вместе мы жили четыре года. Мы решили перебраться в большой город: устроился в Екатеринбурге, нашел там работу — монтаж пожарных сигнализаций, ждал, ждал ее, а она не приехала. Недавно звонят пацаны: замуж вышла, родила…

Леха вернулся в Качканар, но обратно на комбинат его, конечно, не взяли. Теперь он перекати-поле. Рассказывает про жизнь:

— Я ни в какие клубы не хожу, у меня даже, чтобы выйти в люди, одежды такой нет. К бабушке хожу, снег чищу, возле колодца дрова складываю. Мать отца моего, помогаю вот. Ей главное, чтобы движуха была, чтобы кто-то рядом. Ей за 80.

Вдруг Леха оживает и заходится в речитативе:

— Интересно, а вы ведь даже не знаете!

Это Качканар стайл!

Меня зовут Алекс Шкин, лови мои стишки.

Я уже порядком достал всех со своим фристайлом,

Этот факт меня здесь зачитать заставит…

На карте мира необозначенный город спрятан

среди седых среднеуральских гор, как в каменном мешке.

Люди с утра в спешке.

Но все вроде бы ровно, пока спокой­ствие хранят эти горы

И пока все также лесом, словно забором, огорожен мой город…

— Леш, а дай почитать другие твои стихи?

— Тетрадь будете мою беспонтовую смотреть? — почему-то с обидой говорит Леха. — Я не люблю всякие эти технологии, у меня только блокнот. Но мне мой музыкант говорит, что говно пишу.

И к Игорю:

— Можно, да, я выпью, Игорюх? Я тебе стих прочитаю!

— Ты Есенина мне прочитай.

— Я и Фета тебе прочитаю. А вы что, стихи не читаете? Ночь, улица, фонарь, аптека… — на Лешу товарищи уже не обращают внимания. — Чё, действительно не читаете? — не отстает он.

***

Пошел третий бокал пива — а с ним разговоры про счастье. Игорь рассказывает свою историю:

— Думал, ништяк будущее меня ждет, когда в 18 пришел на ГОК. Сейчас иду на работу и думаю, что вообще беспонтовая жизнь у меня. После 35 ты на фиг никому не нужен. Что молодежи у нас в городе делать? Езжай по ближайшим деревням — столько пацанов голодными сидят! Революция — это ладно, а вот сколотить ОПГ из них — влегкую! Парни сидят на обочине. С них требуют «корку» и опыт, а какой опыт у пацана?

— Руки, ноги есть, почему меня не берут никуда? — поддакивает уже захмелевший Леха.

— Тема-то в чем: человеку никак не пробиться на ГОК сейчас. Парни в армию идут, я говорю: «Пацаны, валите, не приезжайте сюда, на фиг вам эта дыра! Развития ноль!» Я глохну с пацанов: с Тагила едут в Качканар, в эту деревню, охранниками подрабатывать у нас в кабаках! Не подрабатывать даже — работать, представь! Такая ситуация. Меня прикалывает, знаешь, что? Я не спорю, внешняя политика важна, когда давят страны… Но когда гуманитарку возят в те страны, там что-то строят, тут что-то мутят… Ты о своих-то не забывай! В своих городах людям хавать нечего!

Сергей Сергеевич врывается в беседу:

— Я занимаюсь еще «фаберлик» — ну не хватает мне денег на алименты.

— Я не стесняюсь этого! Я бы хотел, когда стукнет 60, два года отработать — просто у меня алименты, — потом бы свалил. Я 9 лет прожил на море, я знаю, что такое море, что такое кайф. Я бы уехал… и начал свою жизнь на море. А эти люди не понимают, они не видели нормальной жизни. Чисто рабская психология. Они думают, что после работы жизнь прекратится. На самом деле тебе нужно перестроить сознание заранее.

***

Ученики ламы и просто жители монастыря постоянно сменяются. Один уже уехал в Таиланд монахом и шлет оттуда ингаляторы и масла на продажу в отчем храме, другая — волонтером в Индию, чтобы потом остаться при храме.

— Вы буддист? — напрямик спрашивает туристка молоденького парня в футболке и джинсовых бриджах.

— Я здесь волонтер.

— И кому помогаете?

— Скорее всего, себе.

Это Саша, ему 21 год — отучился, отслужил, чтобы не продолжать череду этих «от» — поднялся на гору. Практикует он с 16, так говорит.

На кухне его дежурство: модернизирует слипшийся обеденный рис в мясной ужин. Остатки еды высыпает двум домашним кошкам в миски.

— У животных три тарелки с кашей! Ну ты прямо бодхисатва! — смеется над ним Егор, старший в отсутствие ламы, в просторной рубахе, крупный.

Саша взял моду всем входящим зазывным голосом сообщать:

— Здрасьте, здрасьте! Как долго мы вас ждали! Проходите, располагайтесь.

Спрашиваю, помогая на кухне, почему он здесь.

— Захотелось. А другую причину лучше не озвучивать на людях.

Саша мне потом все объяснил, но, кажется, решающим было именно это детское — «захотелось».

Пока молодняк монастыря обслуживает гостей — в несколько рук разливает чай, как на конвейере, Егор берет на себя функцию развлекать гостей разговором. Ему около 40, сам из Екатеринбурга, но работал в Москве.

— Был у нас молодой человек, философствовал все, ходил из угла в угол, искал себя: «Кто я? Крохотулечка, песчинка». Лама Докшит отвел его в баню. «Воду видишь?» Бульк его туда, в воду. Бульк еще раз. «Чё, нашел себя?» Ага, говорит, вот он я, задыхаюсь. Что вы все ждете от нас чудес? Спецэффектов не будет!

***

Для гостей монастыря экскурсию проводит Арсений. Он показывает туристам: вот «чайный домик», где живет лама, в западном крыле швейная мастерская и гараж, в южном — алтарная комната, кладовка. Собираются построить еще один жилой комплекс, реликварий — для праха монахов. Но приоритетное направление — 6-метровая статуя Будды, каркас уже возвели. План строительства расписан на 280 лет вперед.

От монастырской бани и будки туалета прямо над обрывом — виден Западный карьер ГОКа.

Геннадий с Людой — пенсионеры из Качканара, тоже не в первый раз навещают гору. Геннадий в свое время работал на ГОКе, Люда сейчас работает в салоне красоты.

— У нас в городе, может, и неплохо: и здороваются, и приветствуют, и обнимаются — пьяненькие если. Но здесь как-то незнакомые родными становятся, что-то такое находится!

Полненькая смешливая женщина наседает на Егора:

— Если меня вдруг муж выгонит, можно будет у вас перекантоваться?

— А зачем ждать, пока выгонит?

Вечером Егор делится:

—Вот мне друг говорит: «Вы остались на школьном уровне, не умеете решать вопросы, вся жизнь — это решение проблем». Да, соглашусь, но я не вижу смысла в этих вопросах. Машину поменять, ипотеку взять, обои переклеить с желтого на красный — все равно в 18 квадратных метрах будешь жить. Родился, школа, институт, работа, пенсия, смерть — и все по кругу. Да сколько можно уже?

***

— Я вернулся бы в ГОК… Надо было идти на повара, на токаря — потому что сейчас они нужны, — пьяно рассуждает Леха. — А помощник машиниста тепловоза не нужен, вот тут я проиграл. Я к вам обращаюсь как журналистам: как это — тяжело поступить на журналиста? — спрашивает Леша

— Узнай у них, что надо для обучения, вся канитель, — советует Игорь. — Меня вот однажды попросили неделю корреспондентом поработать…

— У тебя чё, пресс-карта даже есть? И все законы России знаешь, Конституцию нашу великую?

—А зачем мне их знать? Надо знать, как их обходить! Надо просто общаться с людьми нормально: или забалтывать их по-быстрому, или напрягать их по-жесткому.

— Игорюх, ну это же неправда!

— Ты вокруг оглянись: где правда? У нас правда только герб и флаг, остальное — непонятки полные!

— Сепаратисты все, блин, — расстроенно бросает Леха и грустно удаляется. Возвращается через пару минут.

— Я хочу в уборную попасть, а с меня 10 рублей требуют. Мне кажется, это неправильно. Почему мы не пользуемся правами Конституции нашей?

На кассе у туалетов автовокзала висит объявление: «Работникам ГОКа — бесплатно».

Игорь дает Лехе свой пропуск:

— Прикрой пальцем фотку, чё ты как девочка?

***

— За три дня в монастырь поднялись 370 человек. Всех записали в книгу отчета. Поток схлынул к вечеру воскресенья.

Мы ждали ламу с полудня воскресенья. Снарядили за ним Виталика: влез в шуршащий комбинезон, надел шапку-ушанку свою нелепую — и на собаках поехал к западному карьеру встречать своего учителя. Уже стемнело, а их по-прежнему не было.

Мы отчаялись ждать и отправились ночью вниз, в город. Перед нами — метель стеной, ничего не видно даже на пару шагов вперед. Вдруг из темноты выезжает, стоя на санях, Санников. За упряжкой шагает Виталик.

Лама, седой, бородатый, в пуховике и штанах-хаки, хитро улыбается своим «паломникам» и щурится от света нашего фонаря.

Лама возвращается домой.