Новый банковский кризис, разразившийся в США и перекинувшийся в Старый Свет, проходится по всем болевым точкам западных экономик: неоправданный разгон технологического сектора и бессмысленных криптовалют, долгие годы аномально низких ставок, и конечно, горы напечатанных долларов и евро. Формально все началось с небольшого банка, банкротство которого было спровоцировано падением биткоина и прочей крипты. Но затем начали падать более серьезные институты со «взрослыми» проблемами — а именно с убытками по классическим ценным бумагам.
Действие начало разворачиваться 8 марта, когда обанкротился калифорнийский банк Silvergate. Он был основан в далеком 1988 году и до 2014 года занимался розничными депозитами. Но когда появилась криптовалюта, руководство банка решило рискнуть и с головой окунуться в новую нишу. В то время расчет казался верным: биткоин стремительно дорожал. Важной новацией, которую Silvergate сумел предложить крипторынку, была его платежная система — Silvergate Exchange Network. Через нее можно совершать криптовалютные переводы круглые сутки. В 2019 году банк провел IPO, и на фоне взлета крипторынка его акции за два года подорожали на 1500%.
У Silvergate Bank, по данным на середину 2022 года, общий объем активов составлял 15,8 млрд долларов (128-е место среди банков США), причем почти все активы — 12 млрд — покрывали депозиты держателей цифровых активов. Но за 2022 год биткоин подешевел вдвое (см. график 1), а после краха криптобиржи FTX (подробнее см. «Мошенник, который разрушил криптомир», «Эксперт» № 48 за 2022 год) и отказа ФРС от печатания денег плохо чувствовали себя и остальные криптовалюты. Терпящие убытки и теряющие веру в крипту клиенты стали выводить деньги из Silvergate.
У Silvergate было около 1000 клиентов — институциональных криптоинвесторов: различные криптофонды, инвесткомпании, вкладывающие деньги в биткоин и другие криптовалюты. С банком начали разрывать отношения ключевые партнеры — например, криптобиржа Coinbase.
К концу 2022 года его активы «похудели» до 11,3 млрд долларов, а совокупный объем депозитов уменьшился вдвое — с 13,2 до 6,3 млрд долларов. Только за четвертый квартал прошлого года банк получил более миллиарда долларов убытка, так что в результате руководство решило прекратить этот бизнес. В официальном заявлении они сослались на неблагоприятную ситуацию во всей криптоотрасли.
Герои кризиса: банк новой экономики
«Мы берем на себя обязательство бороться с социальным угнетением во всех его формах (расизм, гетеросексизм, эйджизм, эйблизм (дискриминация людей с особенностями здоровья и развития. — “Эксперт”), низкий социально-экономический бэкграунд) с фокусом на репрезентацию черных, латино и различных гендеров — групп, недостаточно представленных в инновационной экономике», — говорится в документах 16-го по активам банка США — Silicon Valley Bank (SVB). Основанный сорок лет назад в Сан-Хосе (Калифорния) как банк, нацеленный на зарождавшуюся инновационную экономику, а также кредитование под местную недвижимость, SVB пережил крах рынка этой недвижимости в начале 1990-х, кризис доткомов 2000 года, кризис 2008-го, — но не смог вынести повышения ставки ФРС в 2023 году.
SVB был готов работать с венчурными проектами, которые пока не приносили прибыли, помогать им не только с кредитованием, но и юридически, нетворкингом, поиском инвесторов. Среди его клиентов в разное время были Cisco Systems, Shopify, Pinterest. На 2023 год SBV обслуживал почти половину всех венчурных стартапов в США, 44% венчурных технологических и медицинских компаний США, которые стали публичными в 2022 году, были клиентами SVB.
Конечно, для ключевого банка венчурной отрасли и Кремниевой долины, каким себя позиционировал SVB, были принципиально важны яростная толерантность, ковровая эмпатия и прочие декларируемые в современной масс-культуре ценности. Не случайно о SVB говорят как о банке сторонников Демократической партии США. Но все же к краху SVB привела не его общественная деятельность, а банальная халатность в управлении финансами, недопустимая во времена ужесточения финансовых условий.
Хотя SVB заявлял о себе как банк, готовый кредитовать венчурные проекты, собственно кредитование занимало в его бизнесе относительно скромное место. На кредиты приходилось лишь 66 млрд из 212 млрд долларов его активов, то есть треть. А 128 млрд долларов в активах занимали ценные бумаги, причем подавляющая их часть числилась в отчетности как «бумаги до погашения».
Пассивы же представляли собой преимущественно депозиты, причем более половины были беспроцентными, то есть средствами компаний — венчурных проектов и прочих представителей новой экономики.
Десятого марта на банк был совершен классический набег вкладчиков — только не «физиков», а юрлиц, тех самых венчурных предприятий. За пару дней они вынесли из банка более 40 млрд долларов. Есть разные, по большей части конспирологические версии того, почему произошел такой резкий bank run (набег на банк) — никаких явных предпосылок к этому не было. Высказываются разные версии, начиная с того, что панику спровоцировала сама ФРС, которая понимала все риски дальнейшего повышения ставки (об этом ниже) и которой требовался «легитимный повод» прекратить это повышение, до того, что набег был вызван стараниями крупнейших банков США — в пользу последней версии говорит тот факт, что JPMorgan, Citibank и прочие мегаигроки испытывают серьезный приток депозитов после краха SVB и обвала акций других региональных банков.
Но так или иначе, столкнувшись с таким огромным (одна пятая активов) оттоком средств, выстоять SVB не смог. Он попытался продать портфель облигаций, но это получилось сделать с крупным убытком: облигации с момента, когда были куплены SVB, серьезно просели в цене из-за цикла повышения ставки ФРС. Привлечь капитал SVB тоже не смог: ставки высокие и рынок капитала в США почти полностью закрыт. В итоге в воскресенье 12 марта, всего через двое суток после возникновения проблем, самый лучший банк Америки по версии Forbes и самая ответственная компания Америки по версии Newsweek был закрыт и переведен под управление FDIC — американского аналога нашего Агентства по страхованию вкладов. Сайт банка тоже был закрыт, но уже 15 марта его открыли — с сообщением, что теперь это управляемый FDIC Silicon Valley Bridge Bank, открытый для старых и новых клиентов.
Через два дня прекратил свое существование третий банк — Signature. Он базировался в Нью-Йорке и объединял в себе черты Silicon Valley Bank и Silvergate: работал с компаниями из Кремниевой долины и с адептами криптовалют.
Signature Bank (110,4 млрд долларов активов, 29-е место по этому показателю) был основан в 2001 году и ориентировался на работу с топ-менеджерами и предпринимателями. В 2018-м руководство банка, как и Silvergate, увлеклось новомодным блокчейном. Банк запустил собственную платежную систему на блокчейне под названием Signet — аналог Silvergate Exchange Network от банка Silvergate — и благодаря этому заполучил средства клиентов, активно торгующих на криптобиржах. По данным на начало 2023 года, на них приходилось около 20% депозитов, но, как говорится в годовом отчете за 2022 год, банк «намеренно уменьшил» депозиты клиентов, занимающихся цифровыми активами. Из-за этого активы Signature за год просели на 8 млрд долларов — вполне терпимо по сравнению с Silvergate: все же нью-йоркский банк больше был ориентирован на традиционный банкинг. И в отличие от SVB ценные бумаги занимали менее 20% его активов, остальное — обычные кредиты.
Но после мгновенного краха SVB вкладчики Signature не стали ждать — ведь многие держали в нем депозиты, серьезно превышающие застрахованную сумму 250 тыс. долларов (помним о фокусе на предпринимателей и бизнес). За один день 11 марта клиенты забрали из банка депозиты на 10 млрд долларов. Регулятор предположил, что, если так будет продолжаться, банк просто не выдержит, и закрыл его.
При этом сами представители банка утверждают, что решение американских чиновников было преждевременным. «Никаких даже признаков проблем у нас не было. Мы просто заразились от Silicon Valley Bank», — прокомментировал ситуацию член совета директоров Signature Барни Фрэнк.
Закрытие этих банков срикошетило по криптоотрасли: так, денежные резервы в Silvergate, Silicon Valley Bank и Signature хранил эмитент стейблкоина USDC (криптовалюты, привязанной к доллару) Circle Internet Financial Ltd. В моменте USDC потерял свою привязку к доллару — он начал торговаться по цене около 90% от номинала американской валюты.
На момент подготовки этой статьи FDIC собирала заявки от желающих купить SVB и Signature Bank, причем будущий владелец Signature должен будет отказаться от любого взаимодействия с цифровыми активами.
Конфликт: рост ставок и старые активы
Произошедшее с SVB и прочими банками было вполне ожидаемым. «Эксперт» не раз писал о проблемах, которые вызвало сначала неконтролируемое печатание денег ФРС, ЕЦБ и другими центральными банками, а затем попытка справиться с закономерно возникшей инфляцией, поднимая ставки. В очередной раз о накопившихся в финансовой системе США рисках мы написали буквально за несколько дней до краха SVB (см. «Федрезерву становится жарко», № 10 за 2023 год). Реализация этих рисков была лишь делом времени — слишком уж неустойчивым становилось положение всех агентов в финансовом секторе США.
Кратко напомним суть: напечатав триллионы долларов за последние 15 лет, сначала для купирования кризиса 2008 года, а потом коронакризиса (накануне пандемии баланс ФРС составлял 4,1 трлн долларов, на начало 2022 года — почти 9 трлн), американские монетарные власти столкнулись с разгоном инфляции и принялись ее купировать, повышая ставку и сокращая баланс ФРС. Это вызвало резкий рост ставок по всем облигациям и, соответственно, падение их цен. В финансовой отчетности есть понятие «нереализованный убыток» — он возникает, если ценная бумага, которую держит банк, упала в цене, но банк ее пока не продал. Есть разница в бухучете между так называемыми бумагами для продажи и бумагами, удерживаемыми для погашения: предполагается, что последние вообще можно не переоценивать по рыночной цене. Соответственно, нереализованный убыток по бумагам для продажи давит на капитал банков, а вот по бумагам до погашения — нет. И, пользуясь этим, многие банки, включая SVB, старались как можно больше облигаций перевести в категорию удерживаемых до погашения. Хотя то, что бумаги на их балансах стремительно обесцениваются по мере повышения ставок, было очевидно, и, более того, FDIC вела учет нереализованных убытков и выяснила, что на конец 2022 года они превысили 600 млрд долларов (см график 2). По иронии судьбы буквально за четыре дня до краха SVB председатель FDIC Мартин Грюнберг прямо рассказал обо всех этих рисках в своем выступлении в Институте международных банкиров. «Со временем, по мере роста рыночных процентных ставок, банкам, вероятно, придется платить больше процентов, чтобы сохранить свои депозиты, или принять некоторые оттоки депозитов, — предупредил глава FDIC.
— Осложняющим фактором является то, что повышение рыночных процентных ставок может со временем вызвать постепенное отрицательное влияние на прибыль. В частности, активы, которые были приобретены, когда процентные ставки были ниже, теперь приносят процентную ставку ниже рыночной. Это снижает чистую процентную маржу». Но глава FDIC тут же поспешил успокоить публику: хорошей новостью, по его словам, является то, что «банки, как правило, находятся в хорошем финансовом состоянии и не вынуждены нести убытки, продавая обесценившиеся ценные бумаги». Всего через четыре дня FDIC получила плохую новость: убытки нести пришлось.
Напомним, в распоряжении FDIC всего около 130 млрд долларов. В первый же день после закрытия SVB финансовые власти США пообещали вернуть депозиты всем его клиентам — и гражданам, и компаниям. Это может быть сделано, только если ФРС «докинет» денег, так как депозитов только у SVB 180 млрд долларов.
После экстренного спасения SVB поначалу казалось, что ФРС вполне владеет ситуацией: терявшие до 70% акции американских региональных банков резко начали восстанавливаться. Но потом Moody's ухудшило прогноз по всей банковской системе США со стабильного до негативного. Агентство констатировало очевидное: снижение доверия инвесторов отражается на рисках управления активами американских банков, и все усугубляется повышением процентных ставок ФРС. S&P поддержало коллег, вдобавок оба агентства понизили рейтинг калифорнийского First Republic Bank (14-е место по активам), показавшего особенно сильное падение акций и подвергшегося набегу вкладчиков, с A− до BB+, а потом и до BB, то есть ниже инвестиционного. Стало ясно, что First Republic теперь не сможет привлечь финансирование, а если упадет он, не поздоровится другим региональным банкам США: Zions Bancorporation, Western Alliance Bancorp, Comerica — все они из топ-50 по активам, и FDIC придется их серьезно докапитализировать, как минимум на 300 млрд, чтобы покрыть все депозиты их клиентов. Кстати, First Republic держал в ценных бумагах лишь около 10% своих активов, остальное составляли обычные кредиты. То есть в его случае — и, видимо, в случае ряда других региональных банков — проблема уже не в плохом управлении рисками, а в классическом набеге вкладчиков.
Неясно, почему американские институты не воспользовались простым и действенным рецептом, который так успешно применили российские банки в гораздо более сложной ситуации год назад: не подняли резко ставки по депозитам. Депозитные ставки в First Republic Bank составляли 0,35% на год для счетов до 50 тыс. долларов и всего 1% для счетов свыше 500 тыс. долларов — и это при инфляции 6‒8%. Даже странно, что банки не ощутили отток депозитов раньше.
В итоге 16 марта JPMorgan и еще несколько крупнейших банков США разместили в First Republic 30 млрд долларов на 120 дней, чтобы поддержать его, а ФРС влила в него и другие американские банки 300 млрд долларов. Новое QE стартовало.
Приглашенная звезда: Credit Suisse
Европейские банки чувствовали себя не очень хорошо с начала проблем у SVB (см. график 3), но скепсис Moody’s и S&P обрушил бумаги банков по всей Европе и, можно сказать, подвел черту под мучениями швейцарского Credit Suisse. Всего за один день 15 марта его котировки опустились на 30%, а банк попросил помощи у швейцарского регулятора — и получил 50 млрд франков (54 млрд долларов). 16 марта банк выпустил заявление, в котором сообщил, что воспользуется этой линией, а также привлечет несколько миллиардов франков через облигации. И подчеркнул, что соблюдает все нормативы ликвидности и достаточности капитала, держит солидный портфель ликвидных активов и сравнительно немного активов с фиксированной ставкой (на которых погорели американские банки). И это все правда — но только акционерам Credit Suisse от этого не легче.
Второй по значимости в Швейцарии Credit Suisse погружался в пучину несколько лет: по два-три года не вылезал из убытков, терял миллиарды на своем основном инвестбанковском бизнесе, в итоге стал терять и клиентов (подробнее см. «Credit Suisse просит пощады», «Эксперт» № 50 за 2022 год). Только за прошлый год его активы сократились на треть.
Интересно, что постепенно среди акционеров швейцарского банка появлялось все больше институтов с Ближнего Востока. Сначала государственная катарская Qatar Investment Authority и зарегистрированный в Лихтенштейне инвестфонд бизнесмена из Саудовской Аравии The Olayan Group (по 5%), а в декабре 2022 года в число акционеров вошел Saudi National Bank (10%). Долгие годы Credit Suisse охотно брал в управление деньги ближневосточных стран и жителей, и, когда пришло время искать капитал, не преминул воспользоваться их же поддержкой. Выбора у них и не было: в конце 2022 года Саудовская Аравия и лично наследный принц Мохаммед бин Салман вложили 500 млн долларов в подразделение Credit Suisse. Но ни это, ни привлеченные 4 млрд франков свежего капитала банку не помогли: отток клиентов продолжался. 14 марта Credit Suisse заявил, что выявил «существенные недостатки» в системе внутреннего контроля над финансовой отчетностью и еще не остановил отток клиентов.
Заявив это и усугубив обвал своих акций, швейцарцы стали ждать, что саудовцы снова вольют в банк деньги. И только после твердого заявления со стороны Saudi National Bank, что больше они спасать банк не будут, регулятор Швейцарии согласился раскошелиться. Понятно, что 50 млрд франков в итоге превратятся в гораздо большую сумму, а Credit Suisse придется избавиться от части подразделений — что он, впрочем, и так планировал, плюс, если дела пойдут совсем плохо, он, видимо, будет на какой-то срок национализирован. Правда, внутри Швейцарии внезапно появилась оппозиция: политики протестуют против спасения банка, а крупнейший банк UBS не хочет брать на себя спасение утопающего собрата.
Рынки тоже считают, что история еще не закончена: пятилетние Credit default swaps, ставки на дефолт Credit Suisse 16 марта добрались до экстремальных 1000 пунктов, то есть рынок фактически считает банк уже банкротом. «Проблема в том, что Credit Suisse может быть слишком большим, чтобы обанкротиться, но также и слишком большим, чтобы его можно было спасти», — сказал американский экономист, профессор Нью-Йоркского университета Нуриэль Рубини. — Неясно, имеет ли, в отличие от Соединенных Штатов, [швейцарская] федеральная система достаточно ресурсов для организации финансовой помощи. Все, что произойдет с Credit Suisse, будет иметь системные последствия не только для европейской финансовой системы, но и для мировой финансовой системы, что-то похожее на крах Lehman Brothers».
Для понимания масштаба проблемы приведем цифры: 574 млрд долларов составляют активы CS, 210 млрд долларов — капитал швейцарского ЦБ, чуть больше триллиона долларов — его активы, ВВП Швейцарии — 800 млрд долларов.
Главный злодей или главная жертва?
В конспирологической идее, что якобы за внезапным крахом SVB стоят ФРС и минфин США, есть логика: именно финансовые власти США выигрывают от этой ситуации, как бы странно это ни звучало.
США давно находятся в заложниках у своего собственного госдолга — 31,4 трлн долларов, около 130% ВВП. Они физически не могут сократить его — ни одна страна не смогла бы заметным образом снизить такую долговую нагрузку, не разрушив собственную экономику. Но с повышением ставки ФРС стоимость новых заимствований для американского бюджета выросла в разы — с 0,5% почти до 5%. Это уже точно влечет за собой резкий рост расходов на обслуживание долга в ближайшем будущем: как подсчитало бюджетное управление Конгресса, процентные платежи вырастут с 640 млрд долларов в 2023 финансовом году до 739 млрд долларов в 2024 году и до 1,4 трлн долларов в 2033-м (ежегодный бюджет США — около 6,5 трлн долларов). В общей сложности чистые процентные платежи составят почти 10,5 трлн долларов в течение следующего десятилетия. При жесткой борьбе за бюджет для минфина США важно уменьшить эту сумму хотя бы немного, на сколько получится. И сделать это проще всего, прекратив повышать ставку ФРС, а в идеале опустив ее, в совсем хорошем раскладе — вернув к 0%.
И чем ярче разгорится финансовый кризис, тем больше будет у ФРС оснований приостановить повышение ставки, а то и перейти к ее снижению и запустить новое QE. Рынки поняли это сразу: после краха SVB и Signature ожидания пика ставки ФРС, а за ними и доходности US Treasuries заметно упали (см. график 4). Уже есть сомнения и насчет ЕЦБ: 16 марта он по инерции поднял ставку на 0,5 п. п., но, скорее всего, и ему придется развернуть денежно-кредитную политику вспять.
ФРС США за неделю выдала банкам через дисконтное окно 150 млрд долларов, то есть купила активы, потерявшие в цене, по номиналу. И хотя словосочетание QE пока не прозвучало, баланс ФРС говорит сам за себя (см. график 5). JPMorgan уже подсчитал, что программа экстренного кредитования ФРС может влить в банковскую систему США до 2 трлн долларов, что сведет на нет и перекроет все количественное ужесточение прошлого года.
В общем, выбора у регуляторов действительно нет: банки лишь часть пострадавших. А есть еще инвестиционные и страховые компании, пенсионные фонды… «Многие учреждения — от центральных банков, коммерческих банков и пенсионных фондов — используют активы, которые стоят значительно меньше, чем указано в их финансовой отчетности, — цитирует CNN Йенса Хагендорфа, профессора финансов Королевского колледжа Лондона. — В результате потери будут большими, и их нужно будет как-то финансировать. Масштабы проблемы начинают вызывать беспокойство».
Но дело не только в госдолге. Снижение ставок спасает банковскую систему США от реализации в полный рост кредитного риска — когда граждане и бизнес перестают платить по кредитам. Признаки этого риска уже становились вполне очевидны. Техи, активно сокращающие персонал тысячами, — явный знак: пузырь IT-компаний начинает потихоньку сдуваться. Кстати, детальной отчетности по тому, какие облигации лежали в портфеле SVB, нет — но вряд ли все они были US Treasuries, доля последних в активах банков хоть и выросла, но не так сильно (см. график 6). Скорее всего, значительную долю портфеля составляли долговые, а то и долевые бумаги венчурных клиентов SVB.
Цены на недвижимость в США забрались на заоблачные вершины, и все меньше людей могут позволить себе жилье — особенно при ставках по ипотеке под 6‒7% годовых. Продажи домов падают уже год (см. график 7). Начинает расти просрочка и по кредитным картам, и по ипотеке, и по автокредитам (см. график 8). А ведь с этого года снова надо будет платить проценты по студенческим долгам — это солидный портфель в 1,6 трлн долларов, сопоставимый с автокредитами. И это не говоря об огромном портфеле кредитов под коммерческую недвижимость, который составляет 2,9 трлн долларов. Если начнет дешеветь она — залоги посыплются. В общем, проще понизить ставки.
Некоторые, правда, продолжают ожидать повышения ставок ФРС (ближайшее заседание 22 марта) и рецессии в США — среди них Moody’s.
Но есть еще одна серьезная сложность, которая становится очевидной все большему числу наблюдателей. Фактически проблемы американского и европейского банковского сектора берут на себя центробанки, предоставляя банкам неограниченные, как все понимают, кредитные линии. И на балансах уже самих ЦБ оказывается все больше просевших облигаций, то есть убытки частных банков становятся проблемой ФРС в случае SVB и Банка Швейцарии в случае Credit Suisse. Но как дела с устойчивостью самих центробанков? Оказывается, довольно плохо, в связи с проводимым ими же повышением ставок они попали ровно в ту же ловушку, что и частные банки: обесценивающиеся облигации на их балансе приносят убытки. Так, ФРС по итогам четвертого квартала 2022 года впервые за 107 лет зафиксировала операционный убыток в размере чуть более 15 млрд долларов. На протяжении почти 15 лет QE ФРС скупала долгосрочные облигации с фиксированной процентной ставкой, естественно, близкой к нулю или 1%, а сама занимала на рынке на короткий срок и под плавающий процент (речь идет о размещении на счетах ФРС денег коммерческих банков под определенный процент). По подсчетам, ФРС будет оставаться убыточной, пока ее же собственная ставка не опустится ниже 3%. По состоянию на февраль 2023 года ФРС теряла 2,2 млрд долларов в неделю. Если ставки не изменятся, это означает убыток в размере 114 млрд долларов за 2023 год. Но это только операционный убыток — и лишь верхушка айсберга.
Есть у ФРС на балансе и замедленная бомба, которая была у SVB и остается у прочих американских банков, — те самые нереализованные убытки по ценным бумагам. Общий нереализованный убыток портфеля ФРС на конец года составлял 1,1 трлн долларов.
И это при том, что общий капитал ФРС всего 42 млрд долларов. Понятно, что в случае убытков у ФРС ее ждет докапитализация — и это будут расходы американского бюджета.
Похожая ситуация и у Швейцарского национального банка (SNB): по итогам 2022 года он показал рекордный убыток в размере 132 млрд швейцарских франков (143 млрд долларов), те же проблемы и у ЕЦБ, и у Банка Японии, и у других центробанков, много лет проводивших QE по примеру ФРС.
Даже американский Фонд страхования вкладов наверняка имеет нереализованный убыток, так как годами вкладывался в те же самые US Treasuries, которые сейчас серьезно просели. От котировок US Treasuries зависит даже криптоотрасль: так, большая часть резервов USDC вложена в американские гособлигации.
Недаром основатель Bridgewater Associates Рэй Далио назвал банкротство SVB «канарейкой в угольной шахте» и пообещал эффект домино в венчурном мире и далеко за его пределами.
Генеральный директор «Иволги Капитал» Андрей Хохрин называет новый кризис не банковским, а центробанковским. «В отличие от кризиса 1997 года, приведшего в том числе к дефолту по российским ГКО, в аналогичном по природе кризисе 2007‒2008 годов центральные банки приняли деятельное участие, — рассуждает он. — Результатом нормального кризиса становится списание в ноль части рискованных инвестиций, бизнесов и вложений». Но в 2008 году центробанки придумали, как казалось, идеальное решение: печатаем деньги (или выпускаем госдолги) и на них покупаем плохие активы, в первую очередь банковские. Банки получают ликвидность, финансовая система продолжает работать. «Помощь неэффективным банкам и просто должникам, чтобы всем было спокойнее, работала годами, потому что стояла на исторически минимальной инфляции, особенно в еврозоне, — продолжает Хохрин. — Расплата должна была наступить неизбежно. И наступила она не с падением SVB, а со скачком глобальной инфляции. А SVB лишь вернул мировые финансы в 2008 год. Разница в том, что центробанкам теперь крыть нечем. Напечатать денег — разогнать инфляцию. Занять еще — так, по-моему, скоро или инвесторы не дадут, или законодатели (увеличение потолка госдолга в США еще не одобрено). И опять же, как обслуживать?» Нынешний центробанковский кризис серьезнее прошлых, считает Хохрин, хотя, как и для любого «правильного» глобального кризиса, мы пока не понимаем ни его контуров, ни траектории развития. Пока рекомендация: держите деньги в деньгах и на денежном рынке.
В целом ФРС, ЕЦБ и их коллеги из других стран, годами приучавшие свои банки, бизнес и население к низким ставкам, так и продолжат балансировать между ростом цен и падением финансовых игроков при попытках эти цены обуздать. Выходом могло бы стать развитие новых индустриальных рынков и отраслей, создание новых производств, которые работали бы с высокой добавленной стоимостью и позволяли отбивать даже высокие ставки. Но как раз с этим у Европы и США проблемы. Переток европейских компаний в США — это лишь очередная попытка Штатов подпитать свою экономику, инвестиции в которую последовательно снижаются последние годы (см. график 9). Причем преимущественно за счет инвестиций компаний-резидентов (см. график 10). То есть если бы не иностранные капиталы, доля инвестиций в ВВП США была бы еще меньше. Это не удивительно: производительность труда в Штатах тоже снижается уже много лет (см. график 11). Постоянные вливания денег в систему помогают маскировать эту проблему, но не решать ее.
В подготовке материала принимал участие Александр Столяров
0
120.00
